Вилло Робертс - Ценою крови
— Ну, мне опять пора за работу приниматься. Как легко было, оказывается, пахать и сеять там, у нас дома! Не то что на этой целине. Но отец опять такой счастливый стал! Только бы эти чертовы англичане сюда не добрались!
— Да уж! Мне тоже пора со стиркой кончать, а то до темноты не высохнет…
Франсуа глянул в другую сторону; внизу на реке появилось едва заметное пятнышко — видно, еще лодка к ним приближалась.
— Иногда мне кажется — Антуан вдруг появится. Как мне его не хватает!
Франсуа не ожидал ответа. Солей ничего и не ответила. Да и не смогла бы, даже если б хотела: в горле застрял комок. Франсуа махнул рукой и пошел по делам. Если лодка причалит, гостей встретит Солей.
Она наклонилась и принялась за белье. Ах, если бы сюда тот их большой котел, в котором они всегда кипятили белье! Руки ломило от ледяной воды. Хоть бы Франсуа медведя свалил, как хвастался; медвежий жир был бы кстати для ее растрескавшихся рук.
Лодка приближалась. Странно, в ней всего одна человеческая фигура. Обычно так здесь не плавают. И вдруг что-то как будто толкнуло ее; кровь бросилась в виски. Неужели? Святая дева! Мужчина был с большой, окладистой бородой, страшно худой; но эти плечи, эти спускающиеся на них темные кудри…
Он поднял весла, капли воды, падая с них, ярко засверкали на солнце; она сделала несколько шагов вперед, прямо в воду, потом побежала по мелководью.
— Реми! Реми!
Гребец последний раз взмахнул веслами, делая мощный рывок ей навстречу. Эта слегка насмешливая Улыбка, которая может свести с ума!..
— Слушай-ка, где же твоя девичья скромность? Так за мужчиной бегать — чуть лодку не утопила!
Она-таки действительно утопила ее — правда, глубина здесь была фута два, не больше. Реми выпрыгнул на берег, дотянулся до лодки, вытащил ее из воды — и вот Солей уже в его мощных объятиях, а его губы жадно и жарко ищут ее губы.
Он поднял ее как пушинку, и они смеясь и плача рухнули прямо в мягкую, пахучую траву.
Она погладила его такую непривычную бороду, дотронулась до губ.
— Ох, Реми, я умирала тысячу раз, каждый раз, когда думала, что ты никогда не вернешься!
— И я тоже, — произнес он мягко, уже без улыбки, серьезно и с невыразимой нежностью. — Думал, ты попала на один из этих чертовых кораблей. Но я знал: если ты на свободе, то будешь здесь. Кто здесь с тобой?
Она ему быстро все рассказала; его глаза потемнели, когда он подумал о тех, кого они навсегда потеряли.
— А ребенок? С ним-то что? — он положил ей руку на вновь ставший плоским живот, и по всему ее телу прошла дрожь, сделалось тепло и сладко. — У нас сын?
— У тебя чудесная дочурка, Мишлен!
— Дочка! У меня! Надо же! Ну, теперь пора и о сыне подумать! Девочке нужны братья — чтобы защищали…
Она было попыталась сесть, но он задержал ее.
— Видишь кого-нибудь наших? — спросила она.
Реми покрутил головой:
— Нет.
— Тогда, значит, и они нас не видят…
Улыбка снова вернулась к нему.
— Да ты нахалка такая стала, я вижу! Распустилась без меня, а?
С этими словами он приник к ней губами. Солей ощутила, как все в ней буквально взорвалось, как же она его любит! Слова больше были не нужны.
Послесловие автора
Обитатели Акадии еще долго бродили по Америке, разыскивая родных и места, где можно было начать новую жизнь в мире и спокойствии. Одни растворились среди англоязычных жителей британских колоний; другие сохранили свою самобытность, создав новые общины, например в окрестностях Нового Орлеана. И поныне в Луизиане некоторые жители называют себя "каджанами" — местная модификация слова "акадиец".
Одни нашли своих родных, с которыми их разлучили во время насильственной высылки. Другим повезло меньше.
Историки единодушно отмечают, что впервые официальное разрешение на приобретение земли в долине Мадаваски тамошние поселенцы получили весной 1785 года, через тридцать лет после того, как их лишили земель и владений на прежнем месте жительства. Но сами поселения там стали возникать гораздо раньше.
Большинство историков считает, что англичане специально разделили семьи высылаемых, чтобы предотвратить коллективные попытки возвращения обратно или сопротивления британскому господству. Личный дневник полковника Джона Винслоу, который руководил высылкой жителей Гран-Пре, как представляется, подтверждает эту точку зрения. Правда, некоторые позднейшие авторы настаивают, что разделение семей — это было не более как дело случая. Автор этих строк убежден, что этот жестокий акт был осуществлен намеренно.
В книге использованы подлинные фамилии жителей тогдашнего Гран-Пре, позднее поселившихся в долине Мадаваски. Но сами персонажи, конечно, представляют собой вымысел автора — кроме английских офицеров, которые осуществляли депортацию, да еще аббата Жан-Луи Ле Лутра, который вместе со своими сподвижниками из числа индейцев совершал налеты на английских колонистов и немало способствовал той трагедии, которая обрушилась на головы акадийцев. Жестокость порождает жестокость — следует задуматься над этим уроком истории.
