Линда Миллер - Грешный ангел
Видимо, сейчас она уже не могла угадать его мысли.
– Ничего, – ответил Элай, – совсем ничего.
– Но…
– У меня есть работа, Джиноа, я обязан ею заниматься. – Он сунул руки в карманы, впервые за долгое время, почувствовав себя лучше. Даже бисер и кисточки на портьерах – постоянный источник его раздражения – на этот раз оставили его равнодушным.
– Элай!
Он остановился у самой двери.
– Ты занята здесь по горло, – в раздумье сказал он, – с этой молодой вдовой и ее ребенком. Мы с Сэтом снимем комнаты в отеле «Союз».
Бисер на портьерах заколыхался, когда Джиноа бросилась за братом.
– Отель «Союз»… Чепуха!.. Элай, твой дом здесь!
Элай наклонил голову и поцеловал Джиноа в нахмуренный лоб.
– Я пришлю кого-нибудь за вещами.
– Не понимаю, Элай, если ты рассердился на меня… – огорченно проговорила сестра.
Элай засмеялся.
– Я не рассердился. Просто пришло время взяться за ум и устроить свою жизнь. Чтобы сделать это, я должен что-то предпринять.
Глаза Джиноа расширились.
– Ты хочешь быть возле Бонни, – выпалила она на одном дыхании.
– Отчасти так, – ответил он, повернулся и вышел из дома. На закате, когда вторая смена прорывалась через плотные цепи пикетчиков у ворот завода, среди рабочих был и Элай, одетый, как все, с пакетом еды в руках.
Работа оказалась труднее, чем предполагал Элай, он пристроился у одного из горнов и бросал лопатой уголь в раскаленную топку, пока не взмок и не заныли мускулы.
Все тайком наблюдали за ним, копошась возле тигелей, охладителей и сортируя руду. Когда раздался гудок, возвещавший обеденный перерыв, рабочие сгорали от любопытства.
Взяв сэндвич грязной рукой, Элай заставил себя есть. Все, конечно, уверены, что он вот-вот сломается. Он должен доказать им, что этого не произойдет.
Когда двенадцатичасовая смена закончилась, Элай настолько выдохся, что еле передвигал ноги. Он все же отметился, надел куртку и прорвался сквозь строй пикетчиков. Сэт поджидал его у ворот на коляске, но Элай сделал вид, что не замечает его. Остальные добираются домой на «своих двоих», он поступит так же. Глаза слипались от усталости, когда он дотащился до отеля. Не умываясь и даже не сняв одежду, он рухнул на кровать и заснул мертвым сном.
Через несколько часов Элай проснулся от ноющей боли в суставах. Бормоча проклятия, он выбрался из кровати, доковылял до ванной комнаты и напустил в ванну такую горячую воду, что поднялись клубы пара. Стиснув зубы, он погрузился в обжигающую воду, решив вытерпеть любую пытку, лишь бы расслабились натруженные мышцы.
Послышался осторожный стук в дверь.
– Убирайся, Сэт, – простонал Элай.
– У меня бренди, – заискивающе сказал Сэт, – с доставкой. Двойная доза.
Элай сменил гнев на милость.
– Заходи.
Сэт принес бренди в прозрачном бокале и протянул Элаю.
– Безумец, – добродушно проговорил он.
– Это я уже слышал, – ответил Элай, сделав несколько глотков, – скоро ли мне возвращаться в эту преисподнюю?
Сэт вынул из жилетного кармана часы и взглянул на них, подняв брови. Его очки так запотели от пара, что пришлось сдвинуть их на лоб, чтобы разглядеть циферблат.
– Около двух часов, хотя пойдешь ты туда, или нет, вопрос весьма спорный.
– Я должен идти, – мрачно сказал Элай.
– Почему?
– Потому что люди не будут мне доверять, пока не убедятся, что я могу делать то же самое, что каждый день делают они. Разве ты не понимаешь? Для них я – избалованный внук Джошуа. Они знают, что у меня много денег и до вчерашнего дня я ни разу не запачкал рук.
Сэт вздохнул.
– Я тебя понимаю.
– Хорошо, – сказал Элай, – это меня радует. Действительно, радует. А сейчас убирайся отсюда и дай мне умереть с достоинством, прошу тебя.
Когда Сэт ушел, Элай покончил с бренди, вылез из ванны и вернулся в комнату. Горничная будет клясть его, на чем свет стоит, когда увидит, во что превратил он идеально белую ванну, впрочем, какое ему до этого дело.
Мышцы по-прежнему ныли, когда Элай, сменив одежду, надел ботинки и спустился по лестнице, захватив пакет с едой. Он поел жареных цыплят в буфете и вскоре был возле завода, пробираясь вместе с другими, работающими во вторую смену, мимо орущих забастовщиков.
Эта ночь была еще хуже предыдущей. Духота казалась более нестерпимой и каждая лопата с углем вызывала боль в пояснице, но он не бросал работу до самого гудка. Сегодня он даже не мог заставить себя есть, хотя пища была нужна ему не меньше, чем отдых. Кусок застревал в горле, но Элай не сдавался, зная, что заболеет, если хоть что-нибудь не проглотит.
– Поешьте, мистер Мак Катчен, – сказал парень, работавший у соседнего горна, – никто не продержится двенадцать часов, если не подбросить в глотку немного топлива.
Элай положил сэндвич в пакет. Его доброжелатель, перепачканный сажей, походил на негра, и Элай знал, что и сам выглядит не лучше.
– Как тебя зовут?
– Бенджамин Роллинс.
– Давно здесь работаешь?
– Больше пяти лет, думаю. Начал десятилетним, – с гордостью ответил Роллинс.
– Десятилетним, – пробормотал Элай. В десять он пускал кораблики в пруду позади дедовского дома.
– Да, сэр. Поначалу смотрел за тигелями, но я оказался сильным и шустрым, поэтому меня вскоре перевели к горну. Оплата вдвое выше.
Элай только кивнул, не в силах продолжать разговор. Он взглянул на свои почерневшие руки в волдырях и печально улыбнулся, вспомнил слова деда, что нельзя требовать от рабочих того, чего не можешь сделать сам.
– Кое-кто удивляется, зачем это вам, мистер Мак Катчен? – спросил Роллинс, его глаза не отрывались от пакета Элая, – Богатые люди, как вы, не стоят с лопатой у топки.
Элай молча протянул ему сэндвич. Чем больше люди удивляются тому, что он работает наравне со всеми, тем лучше.
– Ну, если вы не хотите есть, – белки сверкнули на черном лице Роллинса. Он схватил сэндвич, протянутый Элаем, и запихнул его в рот.
В шесть часов утра, когда Элай вновь вышел на свет Божий, он с изумлением увидел, что Бонни ждет его у ворот. Она была очень свежей и хорошенькой в своем платье в розовую и белую клетку, ее волосы блестели под лучами солнца. Элаю захотелось броситься к ней и заключить ее в объятия.
– Ты что, спятил? – шепотом спросила она, приноравливаясь к его шагам. Каждое движение отзывалось в нем болью, но будь он проклят, если позволит Бонни догадаться об этом. – Ты не можешь заниматься такой работой!
– Благодарю за участие, – ответил Элай, – твой муж знает, что ты здесь?
Бонни закусила губу и опустила голову, и Элай почувствовал мучительную нежность к ней, заметив шелковистые пряди волос, упавшие ей на шею. Ему так хотелось поцеловать ее!
