Барбара Картленд - Нерушимые чары

— Они так… счастливы, — чуть вздохнула она.

— Я вижу.

Рокуэйна собиралась присесть на софу, но он сказал:

— Уже почти пять часов, и если вы хотите поужинать со мной, то, мне кажется, вам следует отдохнуть.

Рокуэйна воскликнула:

— О нет! Мне не хотелось бы уходить от вас!

— Мы во Франции, а здесь в промежуток Cinq a Sept[6], как считают рассудительные французы, следует отдыхать, чтобы вечером быть в наилучшей форме.

И с этими словами маркиз поднял ее на руки.

Она хотела сказать, что не хочет возвращаться в спальню, но, поскольку он обещал, что они поужинают вместе, промолчала.

Пока маркиз нес ее вверх по лестнице, она вспомнила, как отец смеялся над французским Cinq a Sept.

Он разговаривал с женой в библиотеке и не знал, что Рокуэйна слышит их.

— Этот обычай во Франции, дорогая, заслуживает всяческого одобрения. Французы говорят, что в это время отдыхают, а на деле это вежливая форма, означающая, что они остаются tete-a-tete и, конечно, занимаются любовью.

Мать рассмеялась.

— Значит, ты считаешь, что французы отводят специальное время для таких вещей?

— Можешь ли ты представить себе что-либо более разумное? Думаю, нам стоит перенять этот обычай и устроить так, чтобы с пяти до семи вечера нам никто не мешал.

Мать смеялась, и Рокуэйна понимала, что когда они, обнявшись, шли наверх, то собирались «отдыхать» на французский манер.

И в эту минуту у нее мелькнула мысль, что раз маркиз так настоятельно просит ее отдохнуть, значит, у него назначено с кем-то свидание.

«После всего того, что я ему сказала, он даже не представляет себе, что я… против этого», — горько думала она.

И она вновь почувствовала прилив ревности и хотела умолять маркиза, чтобы он не уходил.

Когда он принес ее в спальню, там была Мари, и хотя Рокуэйна смотрела на него умоляющим взглядом, гордость не позволила ей попросить его остаться. Он ушел.

— На эту ночь я глажу вашу лучшую ночную сорочку, мадам, — сказала Мари. — Месье заказал ужин в будуаре.

— В будуаре?

— Да, чтобы вам не нужно было спускаться вниз. Я попросила нарвать в саду самых красивых цветов, чтобы вплести вам в волосы.

— Спасибо.

Ложась в постель, она подумала, что маркизу абсолютно все равно, во что она будет одета и вплетены ли в волосы цветы.

Она нисколько не сомневалась, что в эту минуту он уже едет с визитом к какой-нибудь красавице, которая ждет его в своем будуаре.

Маркиз сожмет ее в своих объятиях и будет целовать так, как ее отец целовал мать, словно редкий цветок.

«Но меня он никогда не будет так целовать», — думала она.

Рокуэйна почувствовала себя такой одинокой, что на глаза у нее навернулись слезы.

Она лежала и размышляла о том, что любовь к маркизу оказалась самой ужасной мукой, которую она когда-либо испытывала в жизни.

И вдруг дверь отворилась, и он вошел в спальню.

Он подошел и сел на край кровати, глядя на нее, и это было так неожиданно, что она задрожала.

И снова от него к ней пошли какие-то магнетические волны.

— Вы плачете, Рокуэйна? Болит плечо?

— Н…нет.

— Так в чем же дело?

Она не собиралась говорить ему правду, но слова непроизвольно сорвались с губ.

— Я думала, что… вы… покинули меня.

— Вы сказали, что хотите остаться со мной, поэтому я решил, что будет правильно, если мы отдохнем вместе, — тихо сказал он.

От того, как он это произнес, и от его близости у нее перехватило дыхание.

Боль прошла, и она чувствовала странное возбуждение, словно солнечный свет пронизывал все ее тело.

Потом маркиз вынул из кармана мягкий батистовый платок и осторожно вытер ей слезы.

Она вся дрожала, и теперь, когда слезы высохли, обнаружила, что маркиз почти разделся.

Не говоря ни слова, он зашел с другой стороны кровати, разделся и лег.

Ей хотелось посмотреть на него, но она робела.

— Так о чем поболтаем? — спросил маркиз. — Ах да, конечно! Картины и лошади, которыми мы оба интересуемся, но мне кажется, что сначала имеет смысл обсудить кое-что еще.

— Что… именно?

— Вы до сих пор не ответили, почему так отважно бросились спасать мою жизнь.

Она промолчала, и он продолжил:

— Вряд ли какая-нибудь другая женщина отреагировала бы так молниеносно и проявила такую поразительную смелость.

Он сказал это с таким выражением и такой теплотой, что она дрожащим голосом спросила его:

— А если он снова попытается? А если он выстрелит или нанесет удар шпагой, когда вы не будете готовы защитить себя?

— Этого он не сделает, — уверенно сказал маркиз.

— Откуда вы знаете?

— Потому что князь уже уехал из Парижа и вернулся в свою страну.

Рокуэйна облегченно вздохнула.

— О, я так рада…

— Почему?

Этот вопрос застал ее врасплох, и теперь она повернулась и посмотрела на него испытующим взглядом.

— Я спросил вас, почему вы так рады, что спасли мою жизнь, — тихо повторил он. И, помолчав, добавил: — Учитывая, что вы бросились спасать меня, я подумал, что, возможно, что-то значу для вас, и что если бы я погиб от руки князя, то это бы вас опечалило.

— Конечно, я расстроилась бы! Как же я могу потерять вас, если…

Она запнулась, сообразив, что невольно чуть не выдала себя.

Затем у нее перехватило дыхание, так как маркиз привлек ее к себе. Он сделал это очень осторожно, чтобы не задеть плечо, и от его прикосновения она затрепетала, но вовсе не от страха.

Это было так волнующе, что она уткнулась лицом в его грудь, сквозь тонкую прозрачную ночную сорочку чувствуя силу его рук.

— Вы так и не ответили на мой вопрос, — мягко спросил он.

— Я… я забыла… о чем?

— Сейчас вы говорите неправду, а ведь мы договорились быть друг с другом всегда откровенными.

Она не ответила, и он нежно взял ее за подбородок и повернул к себе.

Волны нервной дрожи пробегали по ее телу одна за другой, и Рокуэйна чувствовала, что маркиз ощущает это.

Их лица были совсем близко друг от друга, и, когда он заглянул в глубину ее глаз, ей показалось, что на его лице появилось такое выражение, которого она еще не видела.

— А теперь скажите честно, что вы чувствуете по отношению ко мне.

Поскольку он буквально околдовал ее магией, исходившей от него, Рокуэйна прошептала то, что вовсе не собиралась говорить вслух:

— Я… люблю вас! И ничего не могу поделать с собой!

— То же происходит и со мной, я тоже люблю вас! — сказал маркиз, и их губы слились.

Она почувствовала, что именно об этом тосковала, к этому стремилась и этого желала так, как не желала ничего за всю свою жизнь.

Его поцелуй подарил ей не только солнце, но и луну, и звезды, и все то, что она инстинктивно надеялась найти когда-нибудь в любви.