Филиппа Грегори - Меридон, или Сны о другой жизни
— Нет! — завопила я.
— Подтягивай ноги! — крикнул Дэвид.
Но в панике я не слышала его. Ногти царапнули по перекладине, руки беспомощно взмахнули в воздухе. Я падала вниз как камень.
Сразу же меня отбросило назад. Сетка была натянута слишком туго для моего неумелого падения. Ноги болтались, колени били меня в лицо. Я чувствовала себя беспомощным птенцом, падающим из гнезда в безжалостном некоординированном полете. Четыре или пять раз меня подбросило совершенно бесконтрольно, пока в последний раз боль и шок не заставили меня потерять сознание.
ГЛАВА 10
Когда я пришла в себя, я лежала в постели, но не в своей собственной, а в чистенькой, благоухающей лимоном комнатке в доме Роберта. Мои веки дрогнули, и я услышала голос самого Роберта, который прошептал мне, что я в безопасности. Он знал, что я не могу открыть глаза и оглядеться. Я ничего не видела.
Роберт Гауэр сидел рядом со мной. Когда Джек и Дэвид внесли меня в гостиную, он тут же велел им вернуться к занятиям, а Уильяма послал в Солсбери за хирургом, так как не доверял местному цирюльнику. Данди кричала, что не оставит меня, но он просто вытолкал ее из комнаты и сказал, что разрешит ей прийти и посидеть со мной, когда она выполнит все задание на сегодняшний день.
Я хотела подать голос и запретить Данди работать на трапеции, сказать, что это слишком опасно для любого, особенно для моей дорогой сестры, но я не могла выдавить ни звука. Горло было сжато судорогой, и все, что я смогла сделать, — это издать беспомощный всхлип. Я чувствовала, как горячие слезы выступили из-под моих сомкнутых век и покатились по щекам.
— Это для ее же пользы, — тихо объяснил мне Роберт. По его голосу я чувствовала, что он где-то рядом с моей кроватью. — Твое падение произвело на нее очень тяжелое впечатление, и нужно, чтобы она поборола себя. Иначе этот страх засядет в ней навсегда. Поверь мне, Меридон. Это не жестокость. Дэвид говорит то же самое.
Я хотела кивнуть в ответ, но малейшее движение шеи причиняло мне острую боль, будто все сухожилия в ней были разорваны. Я продолжала лежать неподвижно, и мне почудилось, что кровать подо мной раскачивается и подбрасывает меня вверх, как ужасная сетка под трапецией. Мне показалось, что я снова теряю сознание. «Боже, кто станет заботиться о Данди, когда я умру?» — думала я, чувствуя, что реальность ускользает от меня.
Данди вернулась ко мне в комнату, когда приехал хирург из города, но она так ужасно плакала, что ничем не могла помочь ему. Когда она полотенцем, которое жгло меня словно огненное, пыталась смыть кровь с моего лица, ее слезы безостановочно лились на меня, так что я тихо ее спросила:
— Данди, я умираю, да?
Поэтому именно Роберт Гауэр приподнял меня осторожно с подушек, чтобы хирург мог осмотреть мою несчастную шею. Их опытные руки не причинили мне страданий, хотя каждый дюйм моей шеи, плеч и горла и даже кожа на голове нестерпимо болели. Именно Роберт Гауэр бережно уложил меня обратно на подушки и расстегнул мою рубашку, чтобы врач осмотрел ребра. Каждое нажатие пальцев было подобно прикосновению раскаленного железа, но я не кричала. Не от храбрости, совсем нет. Мое горло по-прежнему сжимала судорога, и я не могла издать ни звука.
— Она в плохом состоянии, — заявил наконец хирург. — Перелом носа, ушиб головы, контузия, травма шеи, вывих плеча, трещина в ребре.
— Она поправится? — спросил Роберт тихо.
— На это уйдет по меньшей мере месяц, — ответил доктор. — Сейчас мы должны ожидать послешоковой лихорадки. Но она кажется крепкой девушкой и, по всей видимости, выживет. А сейчас я должен вправить вывих.
Он наклонился ко мне, так, что я в своей наполненной болью темноте почувствовала его дыхание.
— Мне придется причинить вам боль, мисс. Это будет довольно неприятно, но зато потом вы сразу почувствуете себя лучше.
Ответить я была не в состоянии, но если бы я могла говорить, я бы только попросила оставить меня в покое.
— Данди, тебе лучше выйти, — обратился Роберт к моей сестре, и я была рада, что он подумал о ней.
Внимательно прислушиваясь, я уловила ее удаляющиеся шаги и щелканье закрываемой двери и после этого позволила доктору взять мою руку и разжать до сих пор сжатый кулак. Роберт взялся за мое больное плечо, и они приступили к этой операции. Это было так больно, что я кричала и кричала до тех пор, пока сгустившаяся темнота не поглотила меня и я снова не потеряла сознание.
Когда я проснулась в следующий раз, я уже понимала, где нахожусь. Хоть мои глаза по-прежнему не открывались, но я ощущала запах лаванды от чистых простыней и чувствовала свет в комнате. За окном торжествующе распевала малиновка. Плечо болело гораздо меньше, как мне и обещали. На глазах лежало что-то прохладное и влажное, и они тоже стали болеть значительно меньше. Зато голова просто раскалывалась, будто по ней колотили, как в барабан. Но где-то в глубине моего существа родилась радость. Я была жива.
Я ведь действительно думала, что жизнь оставляет меня. А сейчас я здесь, под этими сладко пахнущими простынями, на сомкнутые веки падает нежаркое зимнее солнце. Я жива и способна заботиться о Данди и оберегать ее от всех невзгод. И ощущать чистую радость жизни, несмотря на боль.
— Понятия не имею, какие у тебя причины радоваться, — ворчливо пробурчал голос Роберта рядом со мной, он, оказывается, опять был рядом.
— Я жива, — выговорила я.
Мой голос был похож на воронье карканье, но все-таки я могла говорить.
— Да уж, — согласился он. — Ты как тот счастливый маленький котенок, которому удалось спастись и не утонуть в речке. Я думал, что ты убилась насмерть, когда Джек и Дэвид внесли тебя в дом. Ты была вся в крови, и руки висели как плети. Миссис Гривс кричала от ужаса, а Данди, не помня себя, бросалась с кулаками на Дэвида. Дэвид же, в свою очередь, проклинал себя и всех нас за то, что мы не слушали тебя. Все это было как ночной кошмар, да и сейчас ты выглядишь так, будто тебя переехала телега, однако лежишь себе и улыбаешься.
Моя улыбка стала чуть шире, но тут же превратилась в гримасу боли.
— Я и вправду счастлива, — хрипло прошептала я. — А с Данди все в порядке?
Роберт издал короткий возглас нетерпения.
— А что с ней сделается? Она сидит на кухне и с удовольствием обедает. Я обещал им подежурить возле тебя, пока они поедят.
В наступившем молчании стала слышнее песня малиновки за окном, и постепенно комнату наполнили ранние осенние сумерки. Тут я почувствовала легкое прикосновение пальцев Роберта к моей руке.
— Извини меня, пожалуйста, Меридон, — тихо произнес он. — Я ни за что в жизни никогда не причиню тебе боль. Ты больше не станешь подниматься на эту трапецию. А я завтра же поеду в работный дом и подберу там подходящую девушку. А ты будешь заниматься только лошадьми.
