Возлюбленная распутника - Виктория Анатольевна Воронина
— Но я не давала согласия на брак с вами, и ваша женитьба на мне незаконна! — с отчаянием проговорила Мейбелл, пытаясь сыграть на алчности барона. — А если вы прекратите преследовать меня, то получите мое имущество на законных основаниях.
— Дорогая моя, я представлю с десяток свидетелей со своей стороны, которые поклянутся на библии, что слышали, как вы сказали свое «да» священнику, стоя перед брачным алтарем, — пренебрежительно отозвался Вайсдел, наслаждаясь видом ее отчаяния. — Свою схватку со мною вы проиграли, моя милая, и вам остается только покориться мне. По закону вы моя жена перед богом и людьми, так что посидите в одиночестве и подумайте над своим поведением. Дверь закрывать я не буду, нас связывают незримые узы, более крепкие, чем любой замок.
С этими словами барон Вайсдел вышел из комнаты, а Мейбелл без сил опустилась на широкую кровать в спальне барона, которой предназначалось стать ее брачным ложем. Спальня барона была велика по размерам, и обстановка соответствовала роскошному убранству небольшого зала. Дверь в домашнюю молельню все еще оставалась открытой, и Мейбелл с отвращением отвела от нее свой взгляд, чтобы не вспоминать о насильственном венчании. Но что ей все-таки делать? Она испробовала все доступные способы освободиться от своего похитителя, но судьба упорно возвращала ее ему. Значило ли это, что бог предназначил ей стать женой этого ужасного человека? Мейбелл глубоко задумалась над этим вопросом, пытаясь найти верную линию своего поведения. Пусть барон Вайсдел жестокий и бесчестный человек, но он искренне любит ее, а это налагало на нее своего рода обязательства быть великодушной по отношению к нему. Возможно, бог желает, чтобы она, Мейбелл, своей кротостью смягчила свирепый нрав этого мужчины, и спасла его душу от адского огня. Любовь способна творить подлинные чудеса, и возможно ей не следует противиться своей судьбе. Мейбелл еще несколько минут думала над этой нравственной проблемой, в которой ее чувства вступили в противоборство с понятием долга, и, в конце концов, решила пожертвовать собою. Она будет послушной, преданной женой барону Вайсделу, и если ей удастся исправить этого жестокого человека, то возможно в этом будет состоять ее счастье.
Мейбелл решила сказать «прощай» своей любви к графу Кэррингтону. В конце концов, он был и остается супругом другой женщины, и у нее нет никакого права даже на его внимание. Мейбелл мужественно вытерла со своих глаз внезапно подступившие слезы, и направилась к своему мужу сказать ему, что она будет послушна его воле.
Подавленная Мейбелл направилась к кабинету, из которого слышался голос ее мужа. На сердце девушки лежала несоизмеримая тяжесть от принятого ею решения; каждый шаг давался ей с большим трудом, как если бы она только встала с постели после изнурительной болезни. Мейбелл так желала, чтобы кто-нибудь освободил бы ее от тех незримых пут, которыми она оказалась опутана, что на ее глазах выступили слезы. Но ее воспитывали в понимании неизбежности исполнения долга замужней женщины, и Мейбелл чувствовала, что если она поддастся душевной слабости, то неизбежно потеряет чувство собственного достоинства, которое гарантировало ей уважение других людей.
Поэтому Мейбелл быстро вытерла слезы со своего лица, и вплотную подошла к двери кабинета барона Вайсдела, настраиваясь на решительный разговор со своим мужем. Но сразу открыть дверь ей помешал бас собеседника Вайсдела, вызывающий у Мейбелл неприятные воспоминания. Девушка прислушалась к приглушенному разговору, доносящемуся из-за двери, и поняла, что она не ошиблась — собеседником Вайсдела был Одноглазый Питер, похитивший ее, когда она пыталась с помощью своего управляющего Эдмунда Дженкинса ускользнуть от его слежки. Он же силой держал ее на коленях перед брачным алтарем во время ее венчания с бароном. Одноглазый Питер не брезговал выполнять самые грязные и кровавые поручения своего господина, и Мейбелл насторожилась, стараясь понять какого подвоха следует ожидать от этих людей, не брезговавших ничем ради достижения своих целей. Барон Вайсдел забыл, что он предоставил Мейбелл относительную свободу передвижения в своем доме, и это стало его роковой ошибкой. Мейбелл быстро поняла, что речь идет об ее отце, и приникла ухом к двери, напряженно вслушиваясь в приглушенное звучание слов, доносящихся из соседней комнаты. Услышанное привело ее в ужас, — сэр Эразм без стеснения рассуждал о том, насколько удачно он скрыл свое участие в отравлении лорда Уинтворта.
— Я так убиваю, что практически не оставляю следов, — в голосе барона Вайсдела слышалось скрытое самодовольство мастера своего дела. — Так что, Питер, нет никаких основания для беспокойства!
— Но маркизе Честерфилд показалась подозрительной внезапная смерть ее брата, сэр Эразм, — почтительно ответил Питер своему хозяину. — Она хочет, чтобы провели расследование, и подозревает как раз отравление!
— Подозрения никому не нужной старухи к делу не пришьешь. И потом, о чем говорить, если тело Уинтворта уже предали земле, — пренебрежительно отозвался барон Вайсдел, и ободряюще похлопал своего приспешника по плечу. — Все же, благодарю за бдительность, Питер. Ты — хороший слуга!
Горькая боль утраты пронзила сердце Мейбелл при словах о предании тела ее отца земле. В эту минуту она по-настоящему поверила в смерть своего любимого отца, в свое полное сиротство и в вину ненавистного барона Вайсдела, делающегося час от часу все более омерзительным для нее. Забыв от осторожности, Мейбелл широко распахнула дверь кабинета, и с порога обрушилась с упреками на барона Вайсдела.
— Как, сэр Эразм, вы отравили моего отца и ничуть не раскаиваетесь в этом⁈ — закричала она, заливаясь слезами от горя. — Что вам сделал мой несчастный отец, за что вы убили его? Я никогда не хотела быть вашей женой, а теперь и подавно не стану ею! Я непременно сбегу из вашего дома, и буду всем встречным рассказывать о вашем диком гнусном преступлении! Земля будет гореть под вашими ногами, и вам не избежать заслуженной кары за это убийство!
Барон Вайсдел вздрогнул от внезапного появления Мейбелл, очень похожую в эту минуту на карающую Немезиду; его слуги заметно растерялись от ее пылкого выступления. Горе и негодование девушки были так велики, что от нее волнами исходила угроза наказания всем преступникам, находившимся возле барона Вайсдела и способствующим его злодеяниям. Но барон Вайсдел быстро опомнился. Никакие неожиданности не могли надолго
