Анатомия любви - Дана Шварц
И нежно поцеловал ее в макушку.
Джек слушал, сидя на стропилах. Вот уже несколько дней он прислушивался к разговорам мистера Артура и владельца театра, владельца театра и хореографа. В последние недели их представления проходили при почти пустом зале, и потертые красные сиденья покрылись тонким слоем пыли. Богатеи не рисковали отправляться в театр из опасения подцепить лихорадку. Сидели по домам. Поэтому, по крайней мере на какое-то время, Ле Гранд Леон закрывался.
– Ты можешь остаться, Джек, – предложил мистер Артур на следующий день, когда все актеры разошлись, и протянул тяжелую связку латунных ключей. – На самом деле я был бы этому рад. Защита от воров. Много платить не смогу – на самом деле вообще ничего не смогу – но у тебя будет крыша над головой, если нужно. Здорово будет, если ты сможешь присмотреть тут за всем. На случай, ну, ты знаешь.
– На какой случай? – спросил Джек, забирая ключи.
Мистер Артур грустно улыбнулся.
– На случай, если мы откроемся в следующем сезоне, – ответил он.
Затем по-отечески похлопал Джека по плечу и пошел по проходу в фойе, оставив мальчишку в театре, полном шепотков и призраков.
Перед Джеком встала необходимость снова отправляться за телами, если он хотел есть.
16
Хейзел была почти уверена, что главная дверь Эдинбургского Королевского Анатомического общества с улицы ведет прямо в анатомический театр, виденный ею лишь из-под зрительских рядов. Однако, после того как Хейзел постучала латунным молоточком в дверь, лакей в напудренном парике вежливо проводил ее в со вкусом обставленную гостиную, похожую на салон или мужской клуб высокого класса. В камине весело пылал огонь, и треск поленьев был единственным звуком в тишине комнаты, где около десяти мужчин с бакенбардами устроились на обтянутых бархатом диванах, потягивая бренди и читая газеты.
Одну стену комнаты полностью занимали головы различных животных, чучела зебры и носорога, лев и слон, изрезанный шрамами, однако сохранивший свои бивни. Противоположная стена скрывалась за массивными книжными шкафами, такими высокими, что требовалась специальная лесенка, чтобы добраться до верхних полок. Хейзел попыталась украдкой разглядеть названия, но те слишком выцвели. Все книги с нижних полок были на латыни.
От огня в комнате было непривычно тепло, и Хейзел подавила желание поднять нижнюю юбку и ослабить корсет. Всего несколько недель в старой одежде Джорджа, а она уже успела позабыть, как сильно могут душить многослойные женские наряды, особенно если ты стараешься выглядеть предельно утонченно. А Хейзел постаралась. Она одевалась, словно солдат, облекающий себя в броню, используя свое благосостояние и хороший вкус как защиту. Платье практичного синего цвета украшали черные кружева и отделка шнуром. Лента цвета лаванды поддерживала воротник у горла. Другими словами, она выглядела, как респектабельная дама эдинбургского высшего света, и пусть лакей Анатомического общества про себя мог удивляться тому, что она без компаньонки, но его низкий ранг не позволял ни о чем спросить такую как Хейзел и уж тем более не впустить ее. Многие двери захлопнулись перед Хейзел Синнетт, потому что она была женщиной, но внезапно оказалось, что у нее в запасе есть мощное оружие: на женщин чаще всего не обращали внимания, и это делало ее практически невидимой. Нет, женщин видели, видели платья, которые те надевали на прогулку в парк, и затянутые в перчатки ручки, лежащие на локте спутника в театре, но их никогда не считали противниками. Они не представляли угрозы, о которой стоило беспокоиться. Лакей, вероятнее всего, не впустил бы нищенку или даже незнакомого мужчину, но Хейзел – в наряде состоятельной барышни – могла спокойно пройти мимо него, нужно было только сделать это быстро и изобразить уверенность. Именно так она и поступила.
Доктор Бичем в одиночестве сидел за маленьким столом, перед исходящей паром чашкой чая. По всему столу были разложены книги и бумаги. Большой черепаший панцирь исполнял роль пресс-папье. Несмотря на жар от камина, доктор так и не снял свой привычный камзол, и ворот его по-прежнему был поднят до подбородка.
– Здравствуйте, доктор Бичем, – тихо сказала Хейзел. Джентльмены, сидевшие неподалеку, проворчали что-то о помехах, а затем вернулись к чтению.
Доктор Бичем закончил писать и аккуратно поставил перо в чернильницу.
– Не припомню, что имел честь быть вам представленным, не так ли? Пожалуйста, простите меня, если нас все-таки представляли; боюсь, память у меня уже не та, что прежде.
– Это очень интересный вопрос, доктор Бичем, – сказала Хейзел. – Я… Меня зовут Хейзел Синнетт. – Тут Хейзел сняла шляпку и отвела локоны с лица. – Но вы знаете меня как…
– Джорджа Хейзелтона.
Бичем встал и протянул ей руку.
Хейзел, сбитая с толку, пожала ее.
– Да, конечно. Стрейн упоминал… Но я забегаю вперед. Мисс Синнетт, пожалуйста, присядьте. Могу я предложить вам чашечку чая?
Хейзел, как в тумане, устроилась за столом напротив Бичема. (Джентльмены неподалеку при этом насмешливо хмыкнули, но вернулись к чтению еще быстрее прежнего.)
– Потрясающе, – заявил Бичем, так пристально вглядываясь в ее лицо, словно видел кости и мускулы, движущиеся под кожей. – Понять не могу, как это я не понял все сразу. Совершенно потрясающе. А одежду вы нашли… в каком-то магазине? У портного?
– Это вещи моего брата. – И, не удержавшись, она добавила: – Он умер.
Тень упала на лицо Бичема.
– Примите мои соболезнования. Самые искренние. У меня был сын, который… – Он взглянул куда-то мимо Хейзел, а затем покачал головой. – Это уже неважно. Так приятно наконец-то встретиться с вами лично, мисс Синнетт.
– Так, подождите секунду. Вы?.. – начала было Хейзел, но тут же передумала. Недоуменно похлопала глазами. – Так вы на меня не в обиде?
Доктор Бичем сочувственно улыбнулся.
– Нет, признаюсь честно, ничуть не в обиде. Немного, как бы сказать, разочарован в собственной наблюдательности, но… нет, нет. Не в обиде. На самом деле заинтригован.
– Заинтригован?
– Вами. Как представительницей своего вида. Женщины редко проявляют интерес к естественным наукам. И еще реже, должен признаться, можно встретить кого-то с вашими способностями. Скажите мне, вы всегда интересовались анатомией?
Таким образом, получив свою чашку чая и устроившись в неожиданно удобном кресле, Хейзел внезапно поймала себя на том, что рассказывает доктору Бичему абсолютно все. Она рассказала о своем одиноком детстве среди серых стен Хоторндена, о том, как пряталась в отцовском кабинете и читала книги по медицине и алхимии при свете свечи, в то время как давно должна была лежать в кровати. Рассказала об отце за границей, о равнодушной матери, то погруженной в траур, то поглощенной заботой о младшем сыне, новом наследнике. С тех самых пор, как научилась
