Патриция Кемден - Золотой плен
– Так что же англичанин?
Глаза цвета обсидиана пригвоздили ее к месту.
– Мне больно, – выдавила она, силясь освободиться от его хватки.
– Нет, это еще не больно.
Катье видела, что Онцелуса пронизывает дрожь возбуждения. Ноздри его раздувались. Она почувствовала слабость в коленях.
Эль-Мюзир. Значит, это и есть ненавистный турок? Она представляла дьявола иным – уродливым, бесформенным чудовищем, а он почти так же красив, как Торн. И в росте, и в силе наверняка ему не уступит.
Катье вдруг испугалась за полковника.
– Да, англичанин... – пролепетала она. – Но граф де Рулон... он здесь, в замке!
– Ах, Рулон! – Лиз рассмеялась неприятно чувственным смехом, подошла к Онцелусу, засунула ему руку в вырез халата, погладила грудь, томно заглянула в глаза. – А что, если мы попросим нашу милую Катье позаботиться о Рулоне?
С болью в сердце Катье осознала, что старшая сестра издевается над ней. В эту минуту Лиз была ей отвратительна. Неужели они когда-то играли вместе, клялись всю жизнь заботиться друг о друге, помогать? Куда же подевались те маленькие девочки? Свободной рукой Онцелус обнял Лиз за талию, приподнял над полом и смачно поцеловал в губы. Затем выпустил и снова оттолкнул.
Катье закрыла глаза и тут же почувствовала его палец на своих губах. Она отшатнулась, в ужасе уставилась на любовника сестры и помертвела от его улыбки. Онцелус обратил глаза на Лиз, потом вновь перевел их на Катье, потер меж пальцев прядь ее волос.
– Золото и соболь Сокровища королей... Уж и не помню, когда у меня были сестры. – И зловеще засмеялся.
, , Катье задохнулась: до нее дошел смысл его слов.
– Я не такая, как... – Она покосилась на сестру и стала кусать губы. – Я пришла за лекарством для Петера, – проговорила она дрожащим от страха голосом.
– Золото бедняков, – проронила Лиз. Онцелус улыбнулся.
Катье зашлась от омерзения. Надо бы вывесить на замке флаг и помочь Торну вас найти. Но она туг же содрогнулась при мысли о том, что тогда будет с Петером.
Онцелус двумя пальцами сдавил ей подбородок и запрокинул ее голову, заставляя встретиться с ним взглядом. Катье была вынуждена привстать на цыпочки.
– Так ты не хочешь рассказать мне про англичанина? – Он приблизил к ней лицо, и горячее дыхание обожгло ее кожу. – А, сестренка?
Катье с усилием пожала плечами.
– Для меня все англичане на одно лицо – Голос у нее вышел какой-то надтреснутый и тонкий, как у Греты. – Прошу вас, отпустите меня. – Она вновь искоса взглянула на сестру.
Лиз беспечно вертела в руках флягу, взятую со стола.
– Она за тебя не ответит.
Пронзительные черные глаза не выпускали ее. Катье старательно отводила взгляд от склонившегося над ней демонически красивого лица.
– Что вы хотите от меня? Англичанин как англичанин. В алом мундире с золотым позументом. Но позумента поменьше, чем у покойного Филиппа. Я хотела вам помочь, – добавила она. – И заодно попросить лекарство для Петера.
– А часы? – спросила Лиз, внимательно рассматривая флягу.
– Часы?.. Они... их случайно отослали в Геспер-Об вместе с Петером. Я отправлю их вам, как только доберусь туда.
Онцелус отстранился, пошлепал Катье по щеке.
– Ты получишь лекарство для маленького Пьера. Она попыталась благодарно улыбнуться, но губы не слушались.
Пальцы Онцелуса еще больнее стиснули ее подбородок.
– Я пошлю лекарство в Геспер-Об. Как только мне доставят часы.
Страх свернулся клубком внутри. Лекарство ей нужно сейчас. Катье открыла рот, чтобы начать торговаться.
– Молчать! – Он дернул Катье за волосы, и от боли слезы выступили у нее на глазах. – Хватит о твоем драгоценном ублюдке. Говори про англичанина. И запомни: я не люблю, когда мне лгут.
– Высокий... – пробормотала она. – Он высокий.
– Это еще ни о чем не говорит. Какой высокий – как прусский гренадер? Под два метра?
Катье хотела кивнуть, но не смогла: он тянул вниз волосы. – Да.
– Не виляй, сестренка. – Во взгляде Онцелуса блеснуло безумие. – У него надменное лицо. Темные волосы, которые кажутся почти черными, если на них не падает солнце. А глаза синие, но бывают стальными или черными – цвета глухой ненависти. Это если он собирается проткнуть кинжалом твое сердце. Все его тело пересекают белые рубцы, словно нити на ткацком станке... Ну, такой?
Катье чуть дышала от ужаса. Неверный, сказал про него Торн. Дьявол. Перед глазами плыл туман, сознание ускользало куда-то, как во сне. Ей виделись перекрестные рубцы на спине Торна, и на груди, и на запястьях. Она словно бы ощутила всю боль, которую пропустили сквозь его тело.
Вот этот человек пропустил.
Всемилостивый Боже, жизнь Петера во власти Эль-Мюзира! Но как бы ни был ей дорог сын, она ни за что, ни за какую цену не выдаст англичанина его врагу.
Превозмогая боль, она помотала головой.
– Нет. Не такой. У него... рыжие волосы и слегка кривые ноги. А глаза, по-моему, зеленые.
Онцелус отшвырнул ее от себя. Катье наткнулась на стол. Фляга в форме луковицы опрокинулась от толчка. Лиз испуганно зашипела и подхватила ее.
– Это наверняка он! Я знаю! Он преследует меня!
Катье взглянула на флягу, слишком испуганная, чтобы выдавить из себя хоть слово. Пламя Люцифера. Боже, Боже!
Эль-Мюзир вихрем подлетел и вырвал флягу у Лиз; халат обмотался вокруг его бедер. Пальцы погладили пробку, словно шею любовницы, и это как будто успокоило его. Катье хотела отвернуться, но слова турка остановили ее.
– Этого человека я должен убить, сестренка, – проговорил он низким, до жути бесстрастным голосом. – Он мой. Ради него я не пощажу целую армию.
Он смотрел на Катье и улыбался так, будто ему все известно. Ее колотил озноб.
– Он здесь. Я хочу правды, слышишь? А не то могу и забыть про лекарство для твоего сына.
Лиз приникла к нему и снова начала шарить рукой под халатом.
– Лиз, почему ты молчишь?! – крикнула Катье. – Почему ничего не сделаешь?
Лиз хохотнула.
– Как это – не сделаю, сестренка? Очень даже сделаю. Вот, посмотри! Она облизала губы, наклонилась и стала целовать Онцелуса в живот, спускаясь все ниже и ниже. – Твой англичанин... должен быть мне благодарен... за то, что я учу тебя... как надо ублажать мужчину... – сладострастно шептала она, прикрыв глаза и, видимо, уже не помня про сестру.
Катье вспыхнула, повернулась, чтобы броситься вон из комнаты, но овладела собой и вышла горделивой походкой. Не успела она подойти к лестнице, как щелкнула за спиной дверь.
Слезы струились у нее из глаз; обеими руками она держалась за стену, чтоб не скатиться вниз по крутой лестнице. Все тело сотрясалось от ужаса и отвращения.
