Барбара Картленд - Беглецы-влюбленные

Он почувствовал, как Харита оцепенела.

Наконец она произнесла еле слышным испуганным голосом:

– Ч-что… вы… хотите с-сказать… мне?

– Я хочу сказать, моя дорогая, – ответил граф, – что люблю тебя и думаю, что ты меня тоже хоть немножечко любишь.

– Я люблю вас всем… сердцем… всей душой… но я… я никогда… не думала, что вы… полюбите меня.

– Но я действительно люблю тебя! – отозвался граф. – Считаешь ли ты, что будешь счастлива со мной всю жизнь?

– Быть… с вами… даже короткое время… – то же, что быть на Небесах! – отвечала она. – Когда… мне грозила… разлука с вами… я думала, что должна… п-погибнуть!

Руки графа еще крепче сжали ее.

– Ты не погибнешь, ты будешь жить, и нас многое ожидает впереди.

– Я… я буду заботиться о вас, – сказала Харита, – чтобы… никто и никогда… не причинял вам страданий.

Граф улыбнулся.

– Это я должен бы сказать тебе! Но поскольку мы думаем одинаково, я полагаю, мое сокровище, что мы будем очень счастливы.

Харита всхлипнула и спрятала лицо у него на плече.

– Я… не верю, что это – наяву… я, должно быть… грежу.

– Мы будем грезить вместе, – сказал граф, – но прежде, моя дорогая, нам предстоит как можно скорее обвенчаться. Я не люблю говорить не правду, и кроме того, на случай, если твой отчим будет наводить справки и расспрашивать о нас, я хочу, чтобы он убедился, что мы действительно муж и жена и он бессилен что-либо сделать.

– Вы… уверены… совершенно уверены? – спросила Харита.

– Как только мы поженимся – что произойдет через несколько часов, – произнес граф, – тебе никогда больше не надо будет ничего бояться.

И он очень нежно поцеловал ее, прежде чем сказать:

– Теперь я пойду поговорю с няней, а ты отдохни, пока она не придет помочь тебе нарядиться для свадьбы.

Харита смотрела на него, как будто с трудом понимая, что он говорит.

Граф наклонился и поцеловал ее вновь.

И как будто против его воли, поцелуй этот становился все более страстным и алчущим.

Харите показалось, что комната поплыла вокруг нее.

Он подхватил ее на руки и положил на кровать.

– Отдыхай, моя прелесть, – проговорил он дрогнувшим голосом.

Прежде чем она смогла что-нибудь ответить, он вышел из комнаты.

И тогда Харита приложила руки к пылающему от его поцелуев лицу, ей казалось, будто пение ангелов слышится повсюду, и она повторяла вновь и вновь:

– Благодарю Тебя… Боже… спасибо Тебе… Спасибо…

Тебе!

Граф спустился на кухню, где няня готовила ужин.

– О, вы уже вернулись, господин Дэрол! – воскликнула она.

– Да, я уже вернулся, няня, – ответил граф.

– А я никак не пойму, что происходит.

Граф взглянул на два чемодана, стоявших в углу кухни.

– Майор Уорд принес их несколько минут назад, – сказала няня, – и говорит: «Это – для господина Дэрола». Хотела бы я знать, почему он называет вас «господин Дэрол»!

Можно подумать, что он тоже знал вас, когда вы были еще младенцем!

Граф рассмеялся.

– Я объяснил ему, что скрываюсь, няня, и майор Уорд – единственный, кроме вас, кто знает, где я нахожусь.

Няня казалась несколько умиротворенной, но все же сказала:

– Если там ваш вечерний костюм, как сказал майор, то вам придется наряжаться самому! Я не могу готовить ужин и помогать вам одновременно!

– Вы, может быть, удивитесь, – сказал с улыбкой граф, – узнав, что я уже вполне могу самостоятельно, как вы это называете, «наряжаться».

– И еще, – добавила няня, – майор сказал, чтобы я открыла чемодан поменьше, пока вы будете ужинать, и я якобы сама тогда пойму, что с ним делать. Что он хотел сказать?

– Точно то, что сказал, – ответил граф. – Он выполнял мои распоряжения.

– Ума не приложу, что происходит? Ничего не пойму! – сетовала няня. – Или я стою на голове, или мир перевернулся!

– Я обещаю, что вам все станет ясно, когда вы откроете маленький чемодан, – сказал граф.

Он улыбнулся, увидев любопытство в глазах няни, и, взяв больший чемодан, пошел наверх в свою спальню.

Чуть позже няня принесла Харите горячей воды.

Она лежала на кровати, и лицо ее столь сияло от счастья, что у няни при виде нее от восхищения на миг замерло сердце.

– Если вы хотите переодеться к ужину, мисс Харита, – сказала она, – то лучше поспешите, если не хотите, чтобы все остыло.

– Нет, нет, не хочу! – ответила Харита.

Она соскочила с кровати и начала раздеваться, пока няня вынимала из гардероба белое платье.

Она выгладила его заранее.

Хотя оно было незатейливым и скромным, она подумала, что для такой прелестной девушки, как Харита, не так уж важно, что на ней надето.

Няня принесла с собой меньший из двух чемоданов, оставленных на кухне.

Когда она поставила его на пол, Харита спросила:

– Что у вас там, няня?

– Сама не знаю! – недовольно ответила та. – Господин приказал, чтобы я не открывала его, пока вы не уйдете ужинать.

Харита едва слушала, пока няня застегивала ее платье сзади.

Она могла лишь сказать:

– Я так счастлива… так необыкновенно… удивительно счастлива!

Няня еще не слышала, чтобы Харита говорила так раньше.

Она взглянула на ее отражение в зеркале и спросила:

– Вы хотите сказать, что господин Дэрол сообщил вам что-нибудь особенное?

– Он любит меня! О няня, он любит меня, и я – счастливейшая женщина в целом свете!

– Так вот оно что! – воскликнула няня. – Наконец-то я слышу нечто разумное за такое долгое время! Это то, чего ему всегда и не хватало – такой как вы, чтобы присматривать за ним и держать от него подальше этих гадких женщин.

– Это то, что я попытаюсь сделать… я попытаюсь.

С этими словами она поцеловала няню в щеку.

Затем она выбежала из комнаты, как будто не могла дольше оставаться без того, кого любила, Он ожидал ее в гостиной.

Войдя туда и увидев его впервые в вечернем костюме, она онемела от изумления, настолько великолепным он выглядел.

Она заметила также – и это удивило ее – знаки отличия на его фраке.

– Но увидев его руки, протянутые к ней, она как на крыльях бросилась к нему.

Он целовал ее, и им не нужны были слова.

Лишь когда няня открыла дверь, чтобы сказать, что ужин готов, она отодвинулась, чтобы с восхищением взглянуть на него.

– Я люблю… тебя! – прошептала она.

– Как и я люблю тебя! – ответил граф.

Они пошли в столовую рука об руку.

Няня уже накрыла на стол.

Грибной суп был в фарфоровой супнице, из которой они могли сами наливать его.

Следующим блюдом оказался цыпленок, приготовленный именно так, как граф любил больше всего.

Он был подан в серебряной чаше, подогреваемой свечой.