Мэрилайл Роджерс - Неразгаданные сердца
— Вместе с зерном мельник всучил мне и эту развалюху.
— Да уж, по-другому и не назовешь, — согласился Гален, скептически оглядывая рассохшиеся доски скрипучего возка. — Но какой-нибудь бедолага-крестьянин обрадуется и этому. Полагаю, Уолтер сумел, не привлекая излишнего внимания, разнести по деревне нашу весть. Приготовься к встрече с любопытствующими жителями.
Лицо Карла приняло серьезное выражение:
— Будем молить небеса, чтобы обманка, которую мы приготовили на берегу для барона и его головорезов, задержала их там подольше, а мы тем временем сделаем свое дело.
— Да, помолиться не вредно, но я больше полагаюсь на содействие монастырской братии.
Аббат Петер со своими собратьями и впрямь оказали им немалое содействие: они даже согласились потихоньку поставить в монастырскую конюшню, рядом с покорными осликами и унылыми клячами, трех статных боевых коней.
Карл не отрицал, что от монахов может прийти поддержка, но, будучи человеком глубоко набожным несмотря на смешливый нрав, он быстро осенил себя крестом, произнес короткую, но прочувствованную молитву и только после этого натянул поводья.
Колымага тащилась по ухабам и рытвинам мимо сонной деревушки — и дальше, к намеченной друзьями цели. Ездоки, уставшие после бессонной ночи, молчали — они давно научились понимать друг друга без слов. На их удачу, трусоватые вояки из Дунгельда опасались ночевать вне стен замка, а уж тем более рыскать по лесу ночью. Будь они посмелее, Гален со своими спутниками не смог бы под покровом темноты расставить в лесу обманки, чтобы направить врагов по ложному следу. Одурев от бесплодных скитаний по лесным дорогам, заводящим в тупик, преследователи должны были в конечном счете прийти туда, откуда явились — на берег моря. Эта хитрость была рассчитана на то, чтобы маленький отряд Галена выиграл время для завершения своего благого дела.
Когда мысли Галена были свободны от планирования боевых операций или решения насущных вопросов — как, например, сейчас или в томительные часы ожидания в сумрачной пещере, — у него перед глазами возникал зримый образ неукротимой красавицы. Амисия ничем не походила на известных ему женщин. Она во всем была непредсказуема и, несмотря на кажущуюся хрупкость, не склонялась перед чужой волей. Безрассудно храбрая, не помышляющая о том, чтобы заполучить в мужья знатного лорда, эта крошка была поистине неповторимым созданием.
Сейчас он видел перед собой не освещенный солнцем лес, а копну каштановых волос — то позолоченных всполохами костра, то поблескивающих в лунном свете; это видение сменили карие глаза, сначала вспыхнувшие золотом, потом подернувшиеся медовой поволокой; им на смену пришли свежие, как лепесток розы, губы, источающие сладкий нектар страсти. Эти образы были невероятно соблазнительны, хоть и бестелесны. Они влекли и манили, и Гален изводился от невозможности откликнуться на их призыв. Такие чувства были ему внове; он проклинал путы вымышленного обличья, которые не позволяли ему в открытую искать ее благосклонности.
Она так и не появилась в условленном месте; по ночам Гален воскрешал в памяти их запретные поцелуи и неодолимое томление, которое долго не покидало его после каждого прикосновения. От этого ему еще сильнее хотелось предстать перед ней — девушкой из благородного семейства — наследником титула и огромного родового поместья и просить ее руки. Впрочем, о таком можно было только мечтать, пока он не завершил свою трудную и опасную миссию.
Ему в глаза ударил пучок солнечных лучей, неведомо как пробившийся сквозь плотный полог переплетающихся ветвей. На мгновение зажмурившись, Гален отогнал несвоевременные мечтания. Чтобы только отвлечься, он спросил:
— Не за этой ли скалой откроется наша просека?
Карл бросил на него озадаченный взгляд: что за странный вопрос — ведь Гален сам выбирал место. Однако удивление тут же сменилось ухмылкой: в последние дни друг то и дело погружался в раздумья — не иначе как тосковал по своей нежной малютке. Надо же такому случиться: известный сердцеед попал в плен к несмышленой попрыгунье, которая и не догадывается о своей победе, равно как и о том, что до нее многие пытались добиться того же, но потерпели поражение. Едва удерживаясь, чтобы не расхохотаться, Карл бесстрастно ответил:
— Так и есть. Судя по многочисленным следам в дорожной пыли, старания Уолтера были не напрасны.
Гален безошибочно распознал этот притворно-равнодушный тон, но вслух ничего не сказал, дабы не возбуждать любопытство Карла и не касаться щекотливой темы. Дальше они опять ехали в молчании. Из-под нахмуренных бровей зеленые глаза Галена вспыхивали такими неукротимыми серебристыми искрами, что Карл начал всерьез опасаться лесного пожара.
— Едут!
От волнения голос Уолтера предательски дрогнул. Как ему было приказано, он созвал сюда всю деревню, вернее — по одному хозяину от каждого подворья. Они все собрались на просеке, среди высокой травы и молодой поросли, но очень скоро начали проявлять нетерпение, а потом и угрожать юноше расправой.
Телега со скрипом въехала на середину. Толпа подалась назад, приминая чахлые кусты. Гален встал на облучок, чтобы все смогли его разглядеть, а сам, в свою очередь, изучал изможденные лица, взирающие на него с недоверием и любопытством. Потом он с расстановкой произнес:
— Вы меня не знаете, но люди Райборна мне не чужие. Подтверждением моих слов послужат четки аббата Петера. — Он достал из-за широкого пояса нитку черных бусин с золотым крестом, сверкающим рубинами. — Он вручил мне этот священный предмет как знак своего доверия.
— А зачем ты нас позвал в лес? — выкрикнул один из крестьян, ростом с Галена; судя по уважительному гулу толпы, он был деревенским старостой.
Обрадовавшись, что среди местных жителей нашелся некто, способный говорить за всех, Гален спрыгнул на землю и подошел к нему:
— Мое имя Гален. А тебя как зовут?
— Эдгар.
Крестьянин, до крайности исхудавший, в рваной рубахе, спокойно смотрел в зеленые глаза, ожидая ответа.
Гален всегда гордился тем, что хорошо разбирается в людях. Ему сразу понравился этот человек: в нем не было ни угодливости, ни враждебности.
— В этой телеге — мешки зерна, только что с мельницы. Они доставлены сюда для вас и ваших близких.
По толпе пробежал недоверчивый ропот.
— Какую же цену ты запросишь за свою щедрость? — В голосе старосты звучала непреклонность: он не хотел лишать надежды своих односельчан, но слишком хорошо знал, что чужаки — в особенности такие великодушные — чаще всего являются в эти края с корыстными целями. За их злодейства потом расплачивались невиновные.
