Мари Клармон - Любовь побеждает все

— Перестань! — крикнула ему Ева.

Рука Йена остановилась в воздухе. Он посмотрел на мужчину, который без движения лежал на земле. Йену не хотелось останавливаться. Ужасное воспоминание о том, как Ева изо всех сил отбивалась от двух грязных бродяг, пробудила в нем зверя. Он опять схватил негодяя за рубашку, а ладонь сама сложилась в кулак.

Пальцы Евы несильно, но настойчиво сжали его плечо.

— Ты убьешь его, — сказала она.

— Этого я и хочу.

Мужчина застонал.

— Не надо. — Ева потянула Йена за руку. — Пойдем отсюда.

Ярость кипела в нем. Йен не желал уходить, но в то же время не хотел, чтобы Ева видела такие кровавые сцены. Наконец он опустил кулак. Йен совсем потерял голову, что случалось с ним крайне редко.

Не в состоянии говорить, Йен посмотрел на Еву. И его накрыла очередная волна ярости. Боже, как она выглядела! Разорванное платье едва прикрывало ей тело: дыры демонстрировали ноги и живот. Левой рукой Ева придерживала на груди рваный лиф.

— Да, нам нужно идти, и прямо сейчас, — с трудом произнес Йен. Его тело трясло от злобы на двух бродяг, которые напали на Еву. — Ты можешь идти?

— Да, — ответила она.

Ева, хромая, подошла к своей накидке, которая лежала в стороне. Под ней разорванное платье было почти не видно. Но пострадавшее в драке лицо скрыть было невозможно. На щеке Евы уже расцветал большой фиолетовый синяк.

Йен повернулся спиной к двум мерзавцам, лежавшим на снегу. Ему отчаянно хотелось обнять Еву, помочь ей скорее забыть этот кошмар. Но почему она не плакала? Почему не дрожала и не искала успокоения на его груди, как это сделала бы любая другая женщина на ее месте? Ответ пришел быстро. Конечно, Ева не в первый раз сражалась за свою жизнь.

Йен протянул к ней руки, но остановился. Его сердце сжалось от боли. Он не мог коснуться ее — во всяком случае так, как ему хотелось. То, что у него не было права обнять Еву, почувствовать, что она жива и в безопасности, разрывало ему душу.

— Ты слишком храбрая.

— Приходится быть такой, потому что не хочу просто лечь и умереть, — на удивление спокойно, с долей юмора ответила она.

Это прозвучало жутко, но Ева была права.

— Пойдем, — сказал Йен.

Ева едва заметно кивнула, и они быстро пошли вниз по переулку, оставляя место драки позади. Но Йен знал, что память об этом еще долго будет преследовать их обоих.

Глава 12

У Гамильтона раскалывалась голова. Жара и мысли о том, что их с Йеном дружба умирает, только ухудшали его состояние. Обхватив голову руками, он пытался справиться с тошнотой — неизбежным последствием вчерашней бурной ночи. Он выпил слишком много вина. И проиграл почти все деньги в карты.

Гамильтон сжал ладони в кулаки и вцепился себе в волосы. За ночь он спустил почти пять тысяч. Но это было не так страшно, как выражение лица Йена. Боже, зачем отец отправил его вместе с ним? Видимо, не доверял Гамильтону, полагая, что после его смерти он совсем опозорит их имя. И потому приставил к нему Йена, чтобы тот следил за его поведением.

Гамильтону надо было идти на службу, и он кое-как заставил себя встать. Его трясло от похмелья. Впрочем, такое состояние было обычным делом для многих военных. Гамильтону нравились долгие кутежи с друзьями, смех и веселье. Но Йен почему-то относился к этому крайне неодобрительно. То, с каким снисходительным превосходством смотрел на него человек, которого он считал своим другом, все больше раздражало Гамильтона.

Он высоко поднял голову и кое-как вышел на пыльный плац, залитый яркими лучами солнца. Гамильтон ненавидел Индию, ее раскаленный воздух, дикие племена мародеров, что прятались у границ Афганистана, и местный народ, который напоминал ему зверей своей одержимостью выгнать отсюда британцев. Но он должен был приехать сюда. И доказать отцу, пусть даже и ушедшему в мир иной, что его сын — храбрый человек, а не неудачник.

Гамильтон сглотнул, чувствуя, каким сухим стало его горло. Мысли о Йене в последнее время все сильнее распаляли в нем чувства унижения и злобы. Йен считал себя лучше него во всем. Это начало проявляться в нем, еще когда они оба учились в Итоне. Йен постоянно выслуживался перед его отцом, своими талантами задвигая родного сына в тень. Как сильно Гамильтон не старался превзойти его, Йен всегда выходил победителем.

Отец пытался скрыть свое предпочтение, но оно было слишком явным. А потом перестал притворяться и отдал всю любовь одному Йену. Но, по крайней мере, ему не досталась Ева. Гамильтон видел, как Йен смотрел на нее, но в итоге она вышла замуж за него. Не важно, что их брак оказался формальностью и Ева никогда не сможет полюбить его. Главное — что она принадлежит ему, а не Йену.

Они вошли в гостиницу несколько часов назад, но крики миссис Морлок все еще звенели в ушах Евы. Удивительно, что старушка могла так пронзительно верещать. Но, с другой стороны, вряд ли такие истории происходили с ней каждый день.

Пар поднимался от ванны, лаская лицо Евы. Она еще глубже погрузилась в горячую воду, наслаждаясь тем, как тепло мягким коконом обволакивало ее тело. Миссис Морлок хотела послать за доктором, но они с Йеном твердо заявили, что этого не нужно.

Йен поступил очень умно. Он дал хозяйке мешочек с монетами, попросил ванну, еще один поднос с едой и материю на бинты.

К счастью, бинты не понадобились. Глубоких ран не было, но все ее тело болело. Шапка пены скрывала порезы и синяки, начиная от ободранных коленей и заканчивая синими от сапогов Эда запястьями.

До того как они с Йеном остались вдвоем, ей удалось украдкой сделать пару глотков настойки, и она сразу почувствовала себя лучше. Ее больше не мучила жажда скорее выпить лекарства, а мысль о том, что целый его пузырек был спрятан в ящике комода, была очень приятной.

Йен сидел на другом конце комнаты, отвернувшись от Евы. Она смотрела на его спину и думала о том, как сильно ее друг изменился за эти годы. В детстве Йен был тонкий, как тростинка, и очень жилистый. А сейчас? Его плечи были широкими и в юности, но сейчас на них появились необычайно рельефные мускулы, которые от каждого вздоха Йена чуть натягивали белую рубашку. Тот немного неуклюжий, порой застенчивый юноша исчез, уступив место уверенному в себе мужчине, сила которого могла убивать и защищать.

К своему удивлению, Ева заметила, что у нее перехватило дыхание, а щеки вспыхнули — и точно не от теплой ванны. Значит, ее все еще тянуло к Йену? Ей было страшно даже думать об этом.

В детстве они носились повсюду как дикари, не заботясь о приличиях. С тех пор многое изменилось. Они повзрослели. Но Еве очень не хватало той беспечности, которую никто из них не ценил в детстве.