Элизабет Хойт - Таинственный спаситель
— Гм. — Уинтер бросил на мальчика строгий взгляд. — Собаки часто любят сыр, но он не всегда любит их. Кроме того, мы же не хотим переводить хороший сыр на собаку, а?
— Не-а, — протянул Джозеф, явно неуверенный, что согласен.
Уинтер решил не обращать на это внимания.
— А как там поживает Пич?
— Она уже сидит, — повеселел мальчик. — И даже обнимает Додо.
— Хорошо. Она говорила что-нибудь?
Морщинка беспокойства залегла между бровями Джозефа.
— Пока нет. Может, ей надо побольше окрепнуть? Как вы думаете, сэр?
Уинтер рассеянно кивнул, и мальчишки принялись бурно обсуждать, какие сладости самые вкусные. Лично у него, впрочем, были сомнения. Малышка не кажется умственно отсталой и, судя по отчетам Нелл и Мэри Уитсон, становится физически крепче. Однако по-прежнему не разговаривает ни с кем, кроме Джозефа Тинбокса.
По окончании трапезы Уинтер убедился, что мальчишки благополучно отправились к вечерней молитве, и проскользнул в кухню.
Госпожа Медина присматривала за чисткой кастрюль и сковородок, но подняла глаза, когда Уинтер вошел.
— Пришли поглядеть, как я тут управляюсь, мистер Мейкпис?
— Нет, что вы, — отозвался тот. — Вообще-то я хотел попросить вас об одолжении, госпожа Медина.
— О каком же?
— У вас есть еще тот превосходный сыр, что подавали на ужин?
— Ну да, есть. — Кухарка поспешила к шкафчику и отперла верхнюю дверцу одним из ключей, висевших у нее на поясе. — Стало быть, за ужином вам не хватило, или просто хотите еще кусочек?
— Нет-нет, всем всего хватило, и я съел вполне достаточно, — пробормотал Уинтер. — Это для… э… Пич.
— А-а. — Кухарка понимающе кивнула, отрезала ломоть сыра, завернула в чистую тряпицу и вручила Уинтеру. — Этой крошке лишний кусочек не помешает, как я слыхала.
— Да, правда, — согласился Уинтер.
Госпожа Медина указала на поднос.
— Я приготовила для нее ужин, но у служанок не было ни минутки, чтоб отнести ей в комнату, бедняжке. Не возражаете, если я возьму это и поднимусь с вами?
— Нисколько, — ответил Уинтер. Быть может, присутствие такой по-матерински заботливой женщины, как госпожа Медина, поможет Пич заговорить. — Это так любезно с вашей стороны.
— Да ничего особенного, — проворчала кухарка, подхватив поднос, и они вместе поднялись в лазарет.
Когда Уинтер вошел, то подумал, что и девочка, и собака спят. Затем Додо подняла голову и издала ставшее привычным вялое рычание. Когда же он посмотрел на Пич, то увидел, что глаза девочки широко открыты.
Госпожа Медина хмыкнула, поставив поднос на стол.
— Ох уж эта псина. Подралась сегодня в кухне с котом.
— Да, я слышал, — сухо заметил Уинтер, пододвигая стул к кровати. — Добрый вечер, Пич.
Девочка ничем не дала понять, что слышала, однако ее большие карие глаза были устремлены на него.
Уинтер кивнул, как будто Пич дала полный ответ.
— Не знаю, помнишь ли ты меня, но это я нашел тебя на улице.
Никакого ответа, кроме того, что тоненькие пальчики еще крепче вцепились в собачью шерсть.
— А, чуть не забыл.
Уинтер вытащил из кармана кусок сыра. Додо вытянула вперед шею, нетерпеливо принюхиваясь, пока он разворачивал сверток. Джозеф Тинбокс был совершенно прав: собака любит сыр.
— Госпожа Медина, наша кухарка, приготовила для тебя ужин. Могу подтвердить, что он очень вкусный. — Он оглянулся на старую женщину, которая молча стояла у двери.
Госпожа Медина поймала его взгляд и сдержанно кивнула.
Уинтер снова посмотрел на девочку.
— Я принес угощение и для твоей собаки Додо. Хочешь дать ей?
На минуту он испугался, что уловка не сработает, но Пич протянула руку.
Уинтер отломил кусочек сыра и вложил в крошечную ладошку.
— В ту ночь ты, должно быть, ужасно испугалась и замерзла, — сказал он, глядя, как она кормит собаку. Уинтер отломил еще кусочек и снова протянул девочке. После некоторых колебаний и тот был скормлен собаке. — Я все думаю, откуда ты можешь быть. — Уинтер продолжал давать ей кусочки сыра. — Ночь была довольно холодной, и не думаю, что ты долго пробыла на улице. Ты живешь где-то поблизости? Или вы с Додо пришли туда?
Тишина, нарушаемая лишь чавканьем довольной собаки.
Сыр закончился, и у Уинтера возникло чувство, что девочка не станет есть свой ужин, пока он в комнате.
Он поднялся.
— Что ж, когда сможешь говорить, я буду очень рад услышать твой голос, Пич.
Он уже отворачивался, поэтому едва не пропустил шепот, донесшийся с кровати.
Уинтер оглянулся.
— Что, прости?
— Пила, — прошептала девочка. — Меня зовут Пила.
Уинтер заморгал.
— Пила?
— Пилар, — вдруг проговорила госпожа Медина. Уинтер заметил какое-то странное выражение у нее на лице. Она шагнула к кровати. — Пилар, так ведь?
Малышка коротко кивнула и тут же спряталась под одеяло.
Кухарка взглянула на Уинтера и вышла из комнаты. Он последовал за ней, тихонько прикрыв за собой дверь.
— Как вы догадались? — полюбопытствовал Уинтер. — Пилар ведь испанское имя, верно?
Женщина прижала ладонь ко рту, и на миг ему показалось, что он заметил блеснувшие у нее в глазах слезы. Потом она отняла руку, и Уинтер увидел, что рот ее перекосился от гнева.
— А также португальское. — Она произнесла «португальское» не с английским акцентом. — Я знаю, потому что она такая, как я. Она дочь Авраама.
— Я не могу это надеть, — с выводящим из себя спокойствием заявил мистер Мейкпис пять дней спустя.
Лишь огромным усилием воли Изабель удержалась и не закатила глаза.
— Цвета черный и коричневый. Вполне умеренные.
Мистер Мейкпис посмотрел на нее с сомнением, вероятно потому, что хотя бриджи и фрак его нового костюма и в самом деле были черными, а жилет коричневым, жилет можно было назвать умеренным лишь с очень большой натяжкой.
Фрак и бриджи были великолепно сшиты из мерцающего иссиня-черного шелка. Рельефные пуговицы украшали карманы, рукава, фалды и борта. И жилет. Жилет оказался настоящим шедевром. Изабель вздохнула, поглядев на внушительный торс мистера Мейкписа. И в самом деле было преступлением назвать цвет жилета коричневым. Он был прелестнейшего табачного оттенка, элегантно вышитый по краям и на клапанах карманов светло-зеленым, серебристым, нежно-голубым и розовым.
— Это, — сказала Изабель, откинувшись на спинку одного из диванчиков в своей гостиной, — самый изысканный жилет, какой я когда-либо видела. Даже герцог не постыдился бы его надеть.
Она не могла скрыть удовлетворения как от отлично сшитого платья, так и от того, что он наконец приехал к ней домой. После того урока танцев мистер Мейкпис слал извинения, избегая следующего занятия, даже просто встречи, вплоть до сегодняшнего вечера. Она уже начала опасаться, что отпугнула его окончательно.
