Джулия Росс - Ночь греха
Она хихикнула, отчего кончик ее носа очаровательно шевельнулся.
– Это сливовица, – сказала она. – Моя матушка делает такое же вино, и мы все его пьем. А еще я нашла хлеб и сыр на кухне. Я приготовлю поджаренный сыр, хотя это не очень-то изысканный обед для сына герцога, не так ли? Джек откинул одеяло, от его сапог поднимался пар.
– Все пошло не так, как я думал, – сказал он. – Мы отданы на произвол судьбы, мисс Марш.
Она проглотила еще бренди, словно то был лимонад.
– Только потому , что этого захотел лес. Как вы думаете, у деревьев есть свои планы?
– У древних лесов, как вот эти? Со времен норманнского завоевания они размышляют о том, как бы им выжить, хотя маловероятно, что их как-то особенно заботят столь ничтожные создания, как мы.
– А напрасно, – сказала она, – у нас есть топоры.
Он не мог не рассмеяться, хотя от этого из глаз у него посыпались искры. Она удивительная, она сама не знает, какая она замечательная. Ее храбрость и остроумие для него как вода в пустыне.
– Жарка сыра даст вам возможность пристойно пребывать на кухне, пока я вожусь со своим мокрым бельем и проклятой обувью.
Она медлила, держа в руке полупустую бутылку и свой стакан. Ее волосы греховно струились, блестя поверх шали. Ее тело дрожало, как лилия на весеннем ветерке, но вот она повернулась и исчезла, после чего он встал и снял рубашку. Жар от огня омыл его холодную кожу. Он запустил руки в мокрые волосы и уставился на огонь. Это у Дикого-то Лорда Джека темнеет в глазах и кружится голова!
Рана на виске горела, другая болезненная шишка вздулась на затылке. Пожав плечами, он начал расстегивать брюки. Потом вспомнил: он так и не снял эти чертовы сапоги. Он наклонился, чтобы стянуть их.
Тихий шелест послышался у двери. Джек оглянулся. Мадонна сияла там, как призрак, хотя лицо ее горело, как угли.
– Я думала… Я полагаю, что вам не стоит переодеваться, раз это так трудно, – сказала она. – Я могу принести вам ночную рубашку или еще одно одеяло, если хотите. Я ничего не имею против. Может быть, когда мы поедим, будет лучше, если вы просто ляжете в постель?
Джек мрачно усмехнулся. Он смотрел на нее, наслаждаясь золотистым блеском ее волос. Все его существо жаждало этого света, он готов был променять самоуверенность своего одиночества на чистое сияние именно этой англичанки.
– При теперешних обстоятельствах не так-то просто лечь в постель, – сказал он.
Глава 6
Энн понимала, что ей нужно выйти, но все же продолжала стоять в дверях. От бренди у нее слегка мутилось в голове, но лорда Джонатана она видела вполне отчетливо. Его темные волосы завивались, коричневая кожа сверкала, как полированная. Энн зачарованно смотрела на него, борясь с любопытством, страхом и смятением.
– Хотя, – добавил он почти про себя, – это звучит, как обещание рая для человека, давно и неотступно идущего путем наслаждения порока.
Ее руки стиснули бутылку с вином. Кухня манила своей безопасностью.
– Я не могу удалиться в постель, когда в доме молодая леди.
– Вы заботитесь о моей репутации? Когда мы здесь в ловушке на всю ночь? Я уже погибла. Мне, может быть, даже придется отказаться от…
– Нет, не придется. Что бы здесь ни произошло, влияние моей матери в обществе гарантирует, что ваше имя останется незапятнанным. Тем не менее здесь только одна кровать, не так ли?
Из двух комнат, которые Энн обследовала наверху, одна была маленькой мастерской со столами, инструментами и полосками кожи. Другая – крошечной спальней с одной кроватью и двумя комодами.
Она кивнула:
– Со стеганым одеялом.
– Тогда пусть кровать, стеганое одеяло и все прочее будет вашим, мисс Марш. Я останусь здесь, внизу.
– Какова бы ни была власть герцогини, – сказала она, – слишком поздно притворяться, что ничего не произошло.
Он бросил на нее изучающий взгляд.
– Конечно, произошло и происходит. Тем не менее вы можете поступать, как вам угодно, не боясь последствий.
– Я не понимаю, что я чувствую, – прошептала Энн. Он протянул руку за сухой рубашкой, и тени красиво скользнули по его спине. Потом Джек повернулся к ней. Его темный взгляд казался успокоительно серьезным, как если бы ее взбудораженные чувства были единственным, что имело для него значение.
– Все в порядке, это вам не повредит. Вы только начинаете входить во вкус, почувствовав пьянящий азарт свободы – свободы от цензуры общества, от всякого притворства вашей прежней жизни, – но ничего не произойдет между нами, если только вы сами этого не захотите.
– Я не знаю, – комната поплыла у нее перед глазами, – я не знаю, чего я хочу.
Джек наклонил голову и улыбнулся:
– Возможно, вы не отдаете себе отчета в этом, но ваше тело знает. Впрочем, вовсе не по этой причине – несмотря на наш недавний разговор в двуколке – мы не разделим ложе сегодня ночью. В любом случае ваша добродетель будет в безопасности. Ведь вы устали и немного захмелели и более расстроены, чем понимаете сами. Вам нужно поесть и лечь спать – и не со мной.
Энн повернулась и, спотыкаясь, пошла на кухню. Стены темно блестят, за окнами дождь льет как из ведра. Хотя угли и сгребли в кучу сегодня утром, они прогорели. Спальня – крошечная комнатка под крышей, потолок понижается к единственному маленькому окошку. Ей не хочется ложиться в постель там, наверху, одной – голова кружится, и неведомое желание переполняет ее. Только гостиная, теплая и зовущая, манит, а все из-за человека, сказавшего, что он будет спать там, – сына герцога, который словно читает тайны ее сердца и предлагает ей взглянуть на чудо.
Легкая боль грозила превратиться в мучение.
Так вот что происходит, когда игнорируешь приличия! Она утратила осторожность и позабыла о благоразумии – и вот что из этого получилось. Не явная угроза добродетели и репутации, но неизбежная утрата удовлетворенности как следствие того, что она мельком увидела нечто новое – мучительное осознание того, что она свое спокойствие принесла в жертву, лишившись его навсегда.
– Милорд, – сказала она громко, обращаясь к пустой кухне. – Вы даже не подозреваете, что я уже на грани отчаяния. Никогда больше я не буду прежней только потому, что мне пришлось остаться наедине с охотником на драконов.
Энн закусила губу. Чего она, собственно, боится? Это ведь только эпизод, мечта, что-то вроде полета на ковре-самолете. Она может делать все, что хочет, и без последствий. Он обещал.
Энн налила себе еще стакан сливового вина, такого же сладкого и сильно действующего, как его поцелуй. Его поцелуй! Энн коснулась кончиками пальцев своих губ.
Все плохое и темное заслонили воспоминания. Бег по берегу реки, мокрые ботинки, мокрое платье, грязь, налипшая на ее нижнюю юбку; тревога за раненого лорда Джонатана; страх перед бандой иноземных убийц, бродящих по английской глуши, – все это ничего не значит, потому что он поцеловал ее, и все лишения показались пустяками, так это было томительно прекрасно.