Кэтрин Смит - В ночи
– Какой смысл покупать дом, если я буду в нем один? – Проклятие, он слишком поздно сообразил, что сказал это в, сердцах, излишне раздраженно.
В комнате повисла тишина. Присутствующие заметно смутились. За исключением Мойры. Она обратилась к нему с сочувствующей и понимающей улыбкой:
– Я знаю, что вы имеете в виду. Но спасение от одиночества есть – заполнить дом вещами, которые дороги вам, или как можно чаще приглашать людей, которых любите.
Она посмотрела на свою сестру и друзей.
Это чудовищная несправедливость, что он, Уинтроп, собирается причинить ей боль. Она женщина, которая смогла бы стать для него настоящей любовью. Кто бы мог подумать, что настанет день, когда он будет лелеять такую мечту! И если страстное желание и стремление посвятить остаток дней одному человеку называется любовью, тогда это именно то чувство, которое вызывала в нем Мойра Тиндейл.
– Да, да. Сюда именно, – подтвердил Норт. О чем это он? Ах да! Это по поводу замечания Мойры, кого приглашать в дом чаще всего. Жаль, что он отказался от вина. Сейчас он выпил бы за это сам.
Несколько мгновений спустя вошел тот самый Честер и объявил, что обед подан. К столу Уинтроп сопровождал сразу обеих – Мойру и Минерву, чтобы не оставить девушку без пары. Мойра показывала ему дорогу в столовую.
Обед прошел как обычно – с хорошей едой, интересной беседой, со смехом ив теплой компании. Всем было уютно и свободно, даже Минерве, которую Уинтроп считал заносчивой. В этот вечер она лучилась улыбками и невинностью, несомненно, под влиянием старшей сестры. И кто бы не стал совершеннее после нескольких недель общения с Мойрой?
Видит Бог, она даже его заставила захотеть стать лучше, а прошло лишь несколько недель, как они познакомились.
За обедом он не мог оторвать от нее глаз, и наплевать, заметил это его братец или нет. Она украдкой тоже смотрела на него. Ожидала ли она конца обеда так же, как и он, считая каждую минуту, когда наконец они будут одни?
И вот после десерта и портвейна в гостиной Норт и Октавия откланялись, а Минерва отправилась почитать в свою комнату.
– Может, сейчас мы начнем нашу игру, миледи? – ненавязчиво осведомился он.
Мойра с таким выражением посмотрела на него, что кровь застучала в висках. Она напомнила ему газель, которая колеблется – подойти поближе или умчаться стрелой. Интерес и любопытство взяли верх.
– Надеюсь, библиотека подойдет?
Ах, библиотека! Комната, где всего две ночи назад он попробовал вкус ее губ, где по стенам развешаны ее печальные портреты среди других ангелов, написанных Энтони Тиндейлом.
– Прекрасно, пусть будет библиотека.
Вообще было довольно странно: хотя в этом доме многое напоминало о покойном виконте, Уинтроп не чувствовал, что память о муже создает ему какие-либо препятствия соблазнять Мойру. Иногда он ощущал ревность к Энтони Тиндейла, но угрозу – никогда.
Он последовал за ней по коридору, наслаждаясь легким покачиванием ее бедер на ходу. Она не принадлежала к пышнотелым женщинам, но двигалась грациозно и легко, с чувственностью, до которой ей словно и не было дела. Он мог бы пешком следовать за ней хоть до Шотландии, наслаждаясь ее походкой.
Когда они вошли в библиотеку, там уже стоял специально приготовленный столик – небольшой, покрытый позолотой и черным лаком, с клетками из эбенового дерева и слоновой кости, врезанными в крышку. Фигуры двух цветов заняли свои позиции в ожидании первого хода.
Уинтроп жестом показал на кресло на белой стороне доски:
– Дамы первыми, прощу.
Она едва удостоила его взглядом.
– Полагаешь, я должна пользоваться всеми привилегиями, Уинтроп?
– Совсем не обязательно. – Улыбка делала общение с ней свободным. – Предпочитаешь, чтобы первый ход был моим?
Он видел ее трепет и понимал, что она воспринимает его слова в контексте, далеком от шахмат. К чертям шахматы! Может, ему стоит поцеловать ее вместо игры?
– Ну, ты уже готов на попятную. – Она уселась в кресло. – Я играю белыми.
Лучше бы ей играть черными, но он промолчал. На самом деле ему было все равно, какими она играет и кто выиграет. Он не уйдет отсюда до тех пор, пока еще раз не попробует ее губы на вкус.
Мойра сделала первый ход, осторожно подвинув одну из своих пешек к центру доски. Он ответил тем же. Она пошла следующей фигурой.
– Мы могли бы поговорить, не так ли?
– Если хочешь.
Она явно не была расположена беседовать во время игры. Момент, который он собирался использовать к своей выгоде, особенно для того, чтобы разговором вывести ее из равновесия.
– Что ты заставишь меня делать, если выиграешь? – Он передвинул еще одну пешку, подставив ее под удар.
– Когда я выиграю, – поправила она его, попавшись на приманку и забрав пешку. – Я пока еще не думала.
– Неправда. – Он засмеялся в ответ на ее подозрительный взгляд и подставил еще одну пешку. – Ты начнешь с поцелуев или рассчитываешь сразу потащить меня в спальню?
Она вспыхнула и забрала вторую пешку.
– Не собираюсь делать ни того, ни другого. Ты будешь относиться ко мне как к серьезному противнику или нарочно позволишь мне выиграть?
Ага, ей не нравится думать, что он может потрафить ей в чем-то. Интересно, она верит, что он сдался бы на ее милость? Хорошенькое дело! Если бы она была более уверенной и искусной в науке обольщения, он бы так и поступил. Но она также не готова соблазнить его, как он допустить, чтобы она выиграла.
– А ты хочешь, чтобы я дал тебе выиграть? – Теперь слон пошел в ход. – От отчаяния, что игра со мной у тебя не получается?
Мойра забеспокоилась. Он заметил, несмотря на ее старания скрыть это. Она сделала ход конем.
– Я не верю, что могу впасть в отчаяние, сэр. Вы фактически готовы преподнести мне себя на блюде.
В ответ Уинтроп усмехнулся, так это было неожиданно и странно, а потом сделал следующий ход.
– У меня нет выбора, ты это имела в виду? – Мойра анализировала позицию.
– Никакого.
Сейчас она расхрабрилась. Значит, пора доказать ей, насколько по-настоящему опасным он может стать.
Она верит, что он не играет, а пытается соблазнить ее, и в чем-то она права. Но ему хочется иного. Он должен победить, одолеть ее, а это потребует заметно больше искусства. Он просто улыбнулся и сделал еще один ход. Мойра внимательно смотрела на доску. Она вдруг сообразила, что ее ферзь в опасности, а король противника защищен рядом пешек. Она заколебалась на короткий момент, прежде чем убить одну из пешек, и с запозданием поняла свое безрассудство. Он потянулся над доской, взял ладью и сделал шах. Дальнейшая борьба представлялась бессмысленной, ее король получал мат.
