Джулиана Гарнетт - Прекрасная колдунья
К этому времени, по ее расчетам, гнев их должен был пройти, хотя Бьяджо, весьма вероятно, будет еще долго дуться на нее. Почему он так ненавидит Рональда? Эта неприязнь возникла почти мгновенно. Бьяджо увидел его в первый раз в чаще, когда они вместе разглядывали всадников сквозь ветки боярышника, и ему сразу не понравился этот высокомерный светловолосый рыцарь, возглавляющий отряд.
Джина старалась как можно меньше говорить со своими спутниками о Рональде, но Бьяджо сам узнал, что он — потомок знатного рода. Теперь они с Элспет наверняка начнут изводить ее, доказывая, что на высокомерного английского лорда нелепо рассчитывать как на защитника.
Солнце закрыла огромная туча, и стало ясно, что дождя не миновать. Джина ускорила шаг, пробираясь сквозь заросли орешника. Ее длинная пунцово-красная юбка зацепилась за ветку, и девушка остановилась, чтобы отцепить ее. В этот момент невдалеке послышался треск веток, и Джина сосредоточилась на мыслях приближавшегося человека, пытаясь определить, кто это.
…Джина… не самое подходящее имя для доброй феи!.. Она обманывает Рона, а он ничего не видит… Эта ведьма скорее погубит его коня, чем вылечит! Но разве он поверит, если я скажу ему это? Нет, Рон слишком беспечен и неосторожен с ней…
Ну конечно же, это Брайен! От него исходило множество мыслей, некоторые — на языке, которого она не знала, но господствовали надо всем образы Рона, уплывающего в хрустальной лодке, и ее самой, — злобно хохочущей и торжествующей. Этот человек и правда весь во власти своих страхов! Недаром при каждой встрече он так смотрит на нее: мрачно и подозрительно, точно на какую-то зловредную старую каргу. Ну ладно же! Если он думает, что она — существо демоническое, пусть так и будет!
Когда Брайен подошел ближе и его коренастая фигура появилась среди высоких гибких кустов орешника, Джина забормотала что-то бессмысленное себе под нос и принялась плавно кружиться среди колокольчиков, примул, лесных анемонов и желтых одуванчиков. Подол ее юбки обвился вокруг лодыжек, и крошечные бубенчики зазвенели на ногах. Потом она стремительно наклонилась, сорвала нежный цветок колокольчика и заговорила, держа его высоко в тонких лучах света, проникавших сквозь листву.
— Колокольчик, колокольчик, — почти пропела Джина, — принеси мне удачу до завтрашней ночи. Принеси!.. Принеси!..
Потом опустилась на колено, засунула цветок в правую туфлю и подняла глаза на Брайена, приросшего к месту в нескольких шагах от нее.
— Привет тебе, храбрый рыцарь! Спрашивай меня, что хочешь, и я должна буду сказать тебе всю правду, потому что ношу колокольчик в своей туфле.
Это было распространенное поверье, Джина была уверена, что Брайену оно хорошо известно. И он попался на удочку, направившись к ней с твердым намерением выведать у нее всю правду.
— Тебя называют Джиной, — начал он, слегка откашлявшись, поскольку слова застревали в горле. — Я должен знать, чего ты хочешь от моего лорда.
Она удивленно подняла брови и скривила губы в надменной улыбке.
— Он знает, чего я от него хочу. Но чего он сам хочет от меня?
Она протянула руку и погладила только что распустившийся цветок жимолости, качающийся на тонкой ветви, а потом перевела взгляд на лицо Брайена. Пальцы ее сомкнулись, и, оторвав цветок от ветки, Джина крепко зажала его в руке.
— Хочешь, я сделаю венки из цветов для нас обоих, сэр Брайен? Ты ведь слышал, что они делают людей невидимыми? Хочешь попробовать? А танцевал ли ты когда-нибудь с феями в ночь накануне Иванова дня? Рвал на ночных полянах первоцвет до рассвета, произнося магические заклинания?
Брайен испуганно попятился от нее и сунул руку в сумку на поясе, дрожащими пальцами стараясь нащупать амулет. Джина рассмеялась. Что она могла тут поделать? Этот здоровенный сильный рыцарь дрожал от страха перед феями, как мальчишка!
Ее смех заставил Брайена прийти в себя. Он сделал глубокий вдох и посмотрел на нее.
— Ты его не получишь, колдунья! Я не позволю тебе похитить Рона! Он может в это не верить, но я-то знаю о духах и феях и сумею его защитить…
Джину так и подмывало еще подразнить его, но она решила остановиться. Не стоит настраивать Брайена против себя, она и так уже зашла слишком далеко. Поэтому она только небрежно пожала плечами и перебила его:
— Если ты хочешь, чтобы я вылечила его коня, отведи меня туда, пока я в настроении. Потом я, может, и не захочу этого.
Брайен уставился на нее широко раскрытыми от изумления глазами.
— Я же не говорил тебе, зачем пришел…
— А мне и не надо говорить, хотя в этом нет ничего сверхъестественного. Лошадь захромала еще вчера, но твой лорд не прислушался к моим предостережениям. — Она бросила цветок и сдула с ладони желтую пыльцу. — Но сначала я должна сходить за своей шкатулкой с травами и целебными мазями. Или ты думаешь, что я вылечу ее при помощи заклинаний? — И поскольку Брайен явно колебался и не двигался с места, нетерпеливо добавила: — Так ты идешь? Или, может, мне отправляться одной?
Брайен наконец решился и неохотно последовал за ней сквозь заросли орешника и жимолости на поляну, где был раскинут сарацинский шатер. Ветер трепал его разноцветные шелка, а Бьяджо возился, убирая распорки. Заметив, что Джина приближается с одним из рыцарей Рональда, он подбоченился и хмуро взглянул на нее.
— Мне нужна моя шкатулка с травами, — чтобы предупредить Бьяджо, Джина заговорила первой. — Принеси ее из повозки.
Наступило напряженное молчание. Солнечный свет слабо проникал сквозь облака, высвечивая темные волосы Бьяджо. Было очевидно, что ему очень хочется как-то выразить свое неудовольствие, но Джина строго смотрела на него, и он не решался. Наконец он пожал плечами и пошел к открытой повозке, неловко припавшей на одно колесо: сломанная ось все еще была в починке у деревенского тележника. Бьяджо приподнял покрышку и вытащил шкатулку с травами.
— Не забудь зубы дракона и сердце единорога! — не удержался он, протягивая ей обитый кожей ящичек.
Краем глаза Джина заметила, как Брайен содрогнулся от ужаса.
— Прекрати, Бьяджо! — бросила она. — И скажи Элспет, что я буду в деревне.
Заметно притихший Брайен молчал всю обратную дорогу, но сознание его переполняли такие страшные мысли и образы, что Джине пришлось даже воздвигнуть мысленные барьеры между его сознанием и своим, чтобы избавить себя от них. И все-таки сквозь дикие суеверия и нелепый страх проступала такая беззаветная преданность ирландца своему лорду и другу, что Джина не могла не восхищаться. Он искренне заботился о Рональде, искренне любил его. И за это она готова была простить ему даже то, что он хотел во что бы то ни стало оградить Рона от нее.