Сандра Хилл - Преступный викинг
Селик ничего не понял. То ли она отправляла религиозный обряд. То ли прятала какую-то вещицу, унесенную из его шатра.
Рассердившись, он схватил ее за плечи и поставил на ноги, и от неожиданности она выронила маленький совок.
Рейн изумленно посмотрела на него.
— Ты напугал меня.
Потом, словно вспомнив, что все еще злится на него, попыталась вырваться.
— Какого черта ты тут делаешь?
Она вызывающе вздернула подбородок и не стала отвечать.
— Я задал тебе вопрос, — холодно сказал он, больно сжимая ей плечи. — Отвечай, или, клянусь, я переломаю тебе все кости.
Он увидел слезы у нее на глазах, но это его не остановило. Сама виновата.
— Ты собираешься бежать?
Глаза у нее стали круглыми.
— Что?
— Ты закопала мои золотые монеты или нож?
— Дурак, я хоронила мертвых.
Селик тяжело вздохнул и отпустил ее. На нежной коже Рейн остались синие отпечатки его пальцев.
— Каких мертвых? — не понял он. — Мои люди уже похоронили пленника, которого убил Убби.
Она недоуменно посмотрела на него.
— Ты самый тупоголовый из всех, кого я когда-либо встречала. Ты действительно подумал, что этим совочком я могла выкопать яму для Эдвина?
Только тут он понял, что в самом деле сглупил. Не спеши, сказал он себе. Не давай чувствам мутить тебе голову. Думай.
— Рассказывай, — сказал он, но уже гораздо спокойнее.
Сверкая медовыми глазами, она выдержала его взгляд.
— Я похоронила… — Она никак не могла проглотить комок в горле. — Я похоронила скальпы, которые ты вчера привез.
И она вызывающе посмотрела на него, ожидая очередной вспышки гнева.
Скальпы. Проклятая ведьма хочет, чтобы он забыл обычай предков. Господи, все у нее не так.
— Закрой рот, Селик. Тебе не к лицу.
Он закусил губу, досадуя, что показался ей в дурацком виде.
— Ты пела… Колдовала? — спросил он, все еще не веря ей.
Сначала она нахмурилась, не понимая, а потом звонко рассмеялась. Селик заметил, что Убби перестал возиться с лошадьми и посмотрел на него, как бы благодаря, что он еще не оторвал ей голову. Черт бы их всех побрал!
— Я молилась, Селик, — тихо проговорила она. — Это христианская молитва за упокой души.
— Ты молишься за моих врагов? — холодно спросил он.
— Я буду молиться за всех, Селик. И за тебя тоже. Особенно за тебя.
— Побереги свои молитвы для других. У тебя нет права брать то, что принадлежит мне. И ты не можешь никого хоронить без моего разрешения.
Святой Тор! У этой женщины дух мужа, испытанного в бою, если она осмелилась на такое, не боясь его гнева.
— Я сделала то, что должна была сделать. Ты меня накажешь?
— Ты хочешь, чтобы я тебя наказал?
— Нет, конечно. Но у меня было достаточно времени, чтобы подумать, пока ты храпел.
— Я не храплю.
Или храплю? Никто раньше не говорил.
Ее прелестные губы дрогнули, хотя она и пыталась сдержать улыбку.
— Как медведь.
Поворачиваясь спиной к необычной могиле, Рейн сделала знак Селику следовать за ней. Изумившись, что она смеет командовать им, он тем не менее повиновался, словно он был не он, а послушный щенок. Осталось только облизать ей лицо.
Ух ты! Ему живо представилось, куда это может его завести. Селик ухмыльнулся, хотя все еще злился на нее. Потом завиляю хвостиком.
Он рассмеялся, воображая эту картинку.
— Что смешного?
— Ты смешная. Я. Моя жизнь.
Рейн вопросительно посмотрела на него, склонив голову набок, и уселась на землю возле пруда, подтянув колени к подбородку.
У него сразу пересохло во рту при взгляде на ее длинные ноги, обтянутые его штанами.
Он сел рядом и прислонился спиной к дереву. Но не совсем рядом, потому что ее близость совершенно обезоруживала его и ему следовало быть настороже с этой хитрой женщиной.
— Селик, у меня нет выбора. Мне некуда идти. Но мы должны кое о чем договориться.
Он молча ждал объяснений.
Рейн облизала губы, собираясь с мыслями, и он вспомнил, как вчера ее язык ласкал его рот. Его тело не желало подчиняться рассудку, вновь охваченное страстным желанием.
— Обещай мне никогда, никогда больше не снимать скальпы.
Он выпрямился.
— Ты не имеешь права ничего требовать.
— Я не требую, — возразила она. — Я прошу. Разве ты не заметил?
— Почему я не должен это делать?
— Ладно, я хотела, чтобы ты просто исполнил мою просьбу, но, видно, мое мнение тебе совершенно не важно.
Она покраснела, когда он промолчал. Похоже, она и впрямь переоценила себя.
— Селик, когда Астрид была жива, ты тоже это делал?
Он вскочил как ужаленный, но она словно этого не заметила.
— Нет. Тогда я был другим человеком. У меня была душа. И было сердце. А теперь нет ни того, ни другого. И не надо.
Ей стало больно от его слов. Черт его подери! Почему ей не безразлично?
— Селик, давай заключим сделку.
— Говори. Жду не дождусь узнать, что ты хочешь мне предложить.
— Если ты обещаешь никогда не… в общем, не делать эти ужасные вещи, я обещаю никогда не пытаться сбежать.
Он вопросительно взглянул на нее.
— Так ты собиралась бежать?
— Я это не говорила, — нетерпеливо отмахнулась она. — Но почему бы и нет? В конце концов… — Она взмахнула ресницами. — Бог — на моей стороне.
— Ты, вроде, говорила, что ты не ангел.
Она виновато отвела глаза.
— Никогда ничего не знаешь наверняка…
Ей было трудно врать ему. К тому же она не могла отвести взгляд и не могла спрятать вспыхнувшие горячим румянцем щеки.
— Убби нашел твое перо в постели, — насмешливо проговорил он.
— Мое перо?
— Он думает, оно из твоих крыльев. А крылья ты будто можешь расправлять, а можешь прятать под кожей. Он ухмыльнулся, глядя на ее изумленное лицо. И они оба рассмеялись.
— Так ты принимаешь мое предложение? — отсмеявшись, спросила она.
Селику самому не нравился жестокий обычай и не нравился всегда. И еще меньше ему нравилась охватившая его ярость, когда он увидел полуистлевшие безглазые тела своих лучших друзей, валявшиеся на поле, как никому не нужный мусор.
— Может быть. Уточни, что именно ты предлагаешь.
— Я никогда не сделаю попытки сбежать.
— А если тебя опять что-нибудь не устроит? — недоверчиво спросил он. Она наморщила лоб.
— Я стукну тебя по голове или поделюсь с тобой частью моего разума, но я не убегу.
— Это важно для тебя?
— Да. Очень, — подтвердила Рейн, на мгновение прикрыв глаза. — Когда я была маленькой девочкой, мой брат Эдди стал воином и его убили на войне, которую правительство потом назвало бессмысленной.
— И ты из-за этого стала… паци… пацифисткой?
Она кивнула.
— Я выучилась на врача и пошла работать в городскую больницу. Убитые. Искалеченные. Все молодые ребята. Хочешь не хочешь, станешь противницей насилия.
