Эмили Кармайкл - Цветок Прерий
Он протянул Кэлу руку – Кэл удивленно взял ее в свою. Грин крепко пожал его руку и похлопал Кэла по плечу.
– Спасибо, друг! – оскорбленный отец обвел окружающих испепеляющим взглядом, позвал дочерей и гордо зашагал прочь.
– Я тоже считаю, что поступок мистера Смита достоин всяческих похвал! – воскликнула Миллисент Бигли, возмущенно глядя на Израэля; ее двойной подбородок трясся от возбуждения.
Миллисент была основательницей тумстоунского музыкального общества и оплотом местного духовенства. Несмотря на ее напыщенность, Маккензи относилась к ней с симпатией – она была одной из немногих уважаемых дам, которые встали на ее защиту, когда пять лет назад Маккензи чуть не отлучили от церкви.
– Тумстоун нуждается в мужчинах, которые не оскорбляют женщин, а защищают их. Вы совершили благородный поступок, сэр!
Кэл, привыкший хладнокровно переносить любые оскорбления, почувствовал себя неуверенно, он не привык выслушивать похвалы в свой адрес.
– Израэль, поблагодарите этого человека! – велела Миллисент.
Поттс откашлялся и подозрительно посмотрел на женщину. Надувшаяся, как рассерженная курица, Миллисент не уступала ему ни в решимости, ни в габаритах. Израэль решил отступить с честью.
– Хорошо. Теперь я могу отпустить Вас, сделав предупреждение…
– Поблагодарите его, Израэль, – настаивала Миллисент.
– Конечно, мы благодарим за то, что Вы вступились за мисс Грин, но раз уж Вы работаете управляющим на «Лейзи Би», Вам следует получше смотреть за своими людьми, миролюбивые жители графства не желают неприятностей.
– Люди с «Лейзи Би» больше не побеспокоят ни Вас, ни городское начальство, мистер Поттс, – пообещал Кэл.
Миллисент удовлетворенно кивнула, а Израэль вздохнул с облегчением.
– А теперь расходитесь, – скомандовал он оставшимся любопытным.
Эймос призвал нескольких мужчин на помощь, чтобы доставить Тони в свой кабинет, Лу последовала за ними. Маккензи все еще была под впечатлением той враждебности, с которой толпа отнеслась к Кэлу.
– Тебя были готовы растерзать за то, что просто недопустимо ставить человеку в вину, – с болью сказала она.
Кэл в удивлении посмотрел на нее, а Маккензи продолжила:
– Человек не может нести ответственность за то, что его увезли с собой апачи, когда он был еще ребенком.
Кэл невесело усмехнулся.
– Любой нормальный верящий в Бога малыш, по их мнению, должен был благопристойно скончаться.
Они побрели к тому месту, где Маккензи оставила расстеленное одеяло. Их провожали любопытные и осуждающие глаза, были и восхищенные взгляды, но совсем мало.
– Это так несправедливо, – заметила Маккензи.
– Пусть они ненавидят меня, тебя это не должно заботить.
– Я и не забочусь, – обронила она скорее для себя, чем для него. – Если бы ты не был воспитан апачами, ты, наверное, убил бы того индейца в конюшне. Тогда бы мой отец был жив и сегодня.
– Не обманывай себя, Мак. Если бы я не умел бороться так, как научили меня апачи, Йаноза обязательно убил бы меня, и ничего другого не могло быть, – он горько усмехнулся. – А если бы он убил меня, ты, может быть, оплакивала бы меня не один месяц.
«Или не один год», – подумала Маккензи, вспоминая, как любила его шесть лет назад.
– Сеньор! – к ним незаметно подошла Кармелита. Она вела за руку неугомонную Фрэнки. – Сеньор, все уже кончилось?
– Да, Кармелита, – Кэл вытер кровь со щеки.
– Малышка ничего не видела, – поспешила заверить Кармелита, – я увела ее к палатке с выпечкой, и она успела съесть три печенья.
Маккензи сделала изумленные глаза.
– Только три?
– Калифорния! – Фрэнки произнесла это имя с каким-то ликованием; гордясь, как четко она выговаривает каждый звук.
Девочка вырвала ручку у Кармелиты, подбежала к Кэлу и обхватила его ногу.
– Мы ели мороженое, – сообщила она, задрав голову, чтобы видеть его реакцию, – и Лита принесла мне печенье и маленькие булочки, и еще мы разглядывали пирог, который испекла Лита, он стоял на столе, где выставлены пироги. А скоро будут скачки! Лошади помчатся по полю и вокруг всего города, а потом снова вернутся сюда. Ты будешь участвовать в скачках?
– К сожалению, нет. У меня прекрасный конь, который может скакать без передышки весь день, но он не очень быстрый.
– Мне нравятся быстрые лошади, – сообщила Фрэнки, – а ты разве не любишь быструю езду?
Кэл присел на корточки.
– Когда я был чуть постарше тебя, я тоже любил быстрых коней. У меня был конь, который мог поспорить с молнией! Его копыта стучали по земле, как раскаты грома!
Фрэнки широко раскрыла глаза.
– Правда? Я уверена, что дикая кобылица такая же быстрая! Могу поспорить, что она победила бы на скачках.
– Может быть и так. В следующем году она победит наверняка.
Фрэнки завизжала от восторга, а Маккензи сердито посмотрела на Кэла и взяла девочку на руки.
– Как насчет состязаний в беге? – спросила она. Каждый год в этот день устраивались шуточные соревнования – в одном забеге участники бежали к финишу, держа в руке ложку с сырым яйцом; в следующем они бежали, спотыкаясь и скользя на разбитых яйцах, и кое-как добирались до стартовой линии. Когда стали приглашать желающих принять участие в третьем забеге, Фрэнки запрыгала от возбуждения.
– Я знаю, что будет! Я знаю! Они будут связывать людей веревками! Мамочка, ты же выиграла в этом соревновании в прошлом году вместе с дядей Джеффом!
Кэл с интересом взглянул на Маккензи.
– Забег «на трех ногах», – объяснила Маккензи, – нам посчастливилось.
– Мамочка, иди опять!
– Но дяди Джеффа здесь нет, малышка.
– Ты можешь пойти с Калифорнией.
– Но, Фрэнки…
– Вы бы выиграли! Правда, Калифорния?
Он улыбнулся.
– Конечно, Фрэнки!
– Это несерьезно, – сказала Маккензи.
Но Кэл взял ее под руку и потащил к линии старта.
– Ты же не хочешь огорчить свою дочь, а, Мак?
Сжатая Кэлом рука Маккензи покраснела, а лицо вспыхнуло от гнева – по крайней мере, так она объяснила причину самой себе.
– Пусти меня! – Маккензи вырвала руку, но, оглянувшись на дочь, поняла, что попалась. – Ты за это поплатишься! – пригрозила она Кэлу.
Он лишь улыбнулся ее хмурому лицу.
На линии старта им выдали кусок веревки, чтобы связать ноги. Только Кэл опустился на колени, чтобы привязать ее лодыжку к своей, как Маккензи выхватила у него веревку и принялась за дело сама, не желая, чтобы его руки дотрагивались до ее юбок и ног. Ей не понравилась его глупая улыбка.
Невысокий человек, в котором Маккензи узнала продавца из «Торгового дома Фистера», выстрелил из стартового пистолета, и участники забега бросились вперед, как неуклюжие чудовища.
