Джулия Энн Лонг - Скандальный поцелуй
На секунду их взгляды встретились, затем оба повернулись к своим партнерам.
Леди Мидлбо оглушительно стучала по клавишам, вымещая на них свое нетерпение. Никогда еще кадриль не была такой страстной и выразительной.
Пожалуй, он подойдет к ней сразу же после танцев. И еще до полуночи он окажется вместе с ней в постели. Приняв такое решение, Майлс почувствовал, что его настроение улучшилось.
— Я обнаружила, что меня ужасно интересует ледибоптера, мистер Редмонд, — произнесла Джорджина с нотками отчаяния в голосе.
Пораженный, Майлс переключил на нее все свое внимание; он никогда в жизни не слышал этого слова.
И тут до него дошло.
— Лепидоптера? — предположил он, гадая, сколько она выпила за обедом. — Бабочка?
— Да. Ле-пи-до-пте-ра, — повторила она по слогам. — Бабочка. — Глаза девушки вспыхнули. — Вы говорили о ней на пикнике.
Приятно, когда на тебя смотрят сияющими глазами. Хотя и чуточку неловко.
Определенно это подходящий момент, чтобы начать ухаживание.
— В джунглях полно красивых бабочек, — произнес Майлс вкрадчивым голосом. — Они больше, чем ваш веер. Яркие, как… — глаза мисс Брайтли, — как летнее небо или полевые колокольчики.
Джорджина хихикнула, и Майлс внимательно на нее посмотрел. Если бы он мог сравнить ее с бабочкой, то с какой? Не тропической, конечно, а с английской. Пожалуй, бурый аргус или бледная толстоголовка. Почти одноцветные, идеально вписывающиеся в свое лесное окружение.
— Мой отец тоже ужасно интересуется такими вещами, — сказала девушка.
Майлс знал это лучше, чем кто-либо.
— Ваш отец отличается редким умом и проницательностью, — заявил он без тени стыда. Если бы только он мог научить свою дочь флирту.
— Позавчера я видела бабочку в нашем саду, но мы с папой не знали, как она называется. Мне кажется, вы бы ее узнали.
Аргоси в очередной раз рассмеялся, и Майлс уставился на его руку, поддерживающую Синтию за локоть. «Проклятие!» мысленно воскликнул он.
— Может, вы опишете мне эту бабочку?
Джорджина открыла рот, собираясь ответить, но тут леди Мидлбо закончила танец каскадом страстных аккордов.
Майлс даже не поклонился. Оставив пораженную Джорджину, он прямиком направился к леди Мидлбо. А затем, к своему собственному изумлению и к изумлению леди Мидлбо, прошел мимо нее и зашагал дальше, пока не вышел из дома через парадную дверь.
Танцы продолжались за полночь. Наконец гости, жившие по соседству, уселись в свои кареты — все счастливые, разрумянившиеся и взлохмаченные. Но поскольку Майлс был хозяином приема, его неожиданный уход не остался незамеченным.
— Наверное… ему стало плохо, — потихоньку сказала Вайолет тем немногим, кто решился осторожно поинтересоваться. — Видите ли, тропическая лихорадка периодически возвращается. Приступ пройдет, и он снова будет в полном порядке.
Хотя после возвращения домой у Майлса не было ни одного приступа, все сочувственно закивали. Если человеку стало плохо, то почему бы не от такой экзотической болезни, как тропическая лихорадка?
Проводив гостей, Синтия и Вайолет поднялись в свои спальни, а мужчины уединились в бильярдной. Прежде чем распрощаться на ночь, лорд Милторп заверил Синтию, что договорился с Майлсом о стрельбе по мишеням.
Переступив порог своей комнаты, Синтия помедлила, затем подошла к окну и заглянула за штору. Она ощутила странное облегчение, обнаружив, что паутина в углу осталась нетронутой.
Какой ненадежный способ существования — на паутине, которую плетешь для себя.
Но с другой стороны, что может быть надежнее, чем полагаться на самого себя?..
Она подула на паутину, и та затрепетала. Паук устремился вверх, затем остановился и замахал двумя конечностями — точно джентльмен, вызывающий кеб, или продавец, грозящий малолетнему воришке.
— Извини, что побеспокоила, Сьюзен. — Ей доставило удовольствие дать паучихе красивое имя. — Спокойной ночи.
Сьюзен затихла, уставившись на нее. Затем отползла в угол и вроде бы задремала. Впрочем, трудно было сказать, чем она занята, если не знать повадок пауков.
Майлс Редмонд наверняка знал это. Как и многое другое.
Синтия видела, как он покинул комнату во время танцев. И она ощутила его уход почти физически, словно он увлекал ее за собой. В нем чувствовалась какая-то властная сила. А сегодня днем, когда он отвел их компанию от огромной паутины…
Ее вдруг осенило. Вероятно, Майлс Редмонд видел мир как множество маленьких миров со своими сложностями, красотой и буйством жизни. И все они — населенные пауками, людьми и плотоядными растениями — одновременно разделены и взаимосвязаны… как паутина.
Вот почему ей часто казалось, что в нем содержится целая вселенная.
«Все имеет значение», — сказал он. Прежде чем резко повернуться и оставить ее одну.
Синтия помотала головой, пытаясь изгнать Майлса из своих мыслей. Он не имел права задавать ей вопросы, злиться и касаться ее как чего-то драгоценного, чудесного и обжигающего. И она не может позволить своему телу тосковать по нему, потому что этот путь ведет к катастрофе, к крушению всех ее надежд.
В качестве дисциплинирующего акта она подошла к гардеробу, достала свою сумку и встряхнула. Раздался звон. Она сунула руку внутрь и потрогала свои последние пять фунтов.
Это был очень эффективный способ укрепить свою решимость.
Синтия расправила плечи, затем села на кровать и, как генерал, составляющий план сражения, направила свои мысли на Аргоси (с его состоянием, нетерпением и привлекательностью), а также на лорда Милторпа (с его поместьями, искренностью, резким смехом и стрельбой по мишеням, на которую она имела несчастье вдохновить).
Прошел всего лишь день ее пребывания в Редмонд-Госе. И осталось почти две недели. Наверняка она сможет завоевать одного из них. Завоевала же она Кортленда. То был лучший приз сезона.
И поскольку весь день она была сильной и хорошо себя вела, Синтия позволила себе минуту слабости.
Закрыв глаза, она представила на мгновение, как танцевала с Майлсом этим вечером. Она заново упивалась его прикосновениями — сокрушительно нежными и одновременно точными. Казалось, вся его суть, все его мысли, все его чувства заключались в том, как он касался ее. И в том, как целовал ее.
Она положила руку на свое плечо, пытаясь воссоздать тепло его руки, лежавшей там, и почувствовать то, что, возможно, чувствовал он. И в тот же миг Синтия ощутила, как ее глаза защипало от слез. А желание, пронзившее ее, было настолько сильным, что она даже испугалась — Синтия прежде такого не испытывала.
