Барбара Картленд - Невинная обманщица
Маркиз спрыгнул на землю, помог Манелле спуститься и, не отпуская ее руки, бережно повел девушку к вершине.
Манелла испытывала райское блаженство, ей было странно прикасаться ногами к земле; ее душа парила в небесах. Но это продолжалось всего несколько мгновений. Девушка вдруг отчетливо представила себе, что идет рука об руку наедине с посторонним мужчиной — грум лениво разглядывал лес, из которого они только что выехали. Она ужасно застеснялась и осторожно, чтобы не обидеть своего спутника, выдернула руку. Маркиз безропотно ее отпустил.
Забравшись на холм по еле заметной тропинке — у местных крестьян и арендаторов хватало всевозможных дел, и им было не до любования красотами природы, — молодые люди молча стояли, оглядывая окрестности.
Вряд ли отсюда можно было видеть шесть графств, но и без этого ландшафт, открывавшийся с вершины холма, был так прекрасен, что вполне мог разбередить душу самого убежденного любителя городской жизни.
Что же говорить о Манелле, унаследовавшей от отца нежную привязанность к сельскому пейзажу?
Спустившись по склону туда, где их ждал фаэтон, Манелла сказала:
— Глядя на вас, я представила себе монарха из рыцарского романа, чья власть простирается на все, что можно охватить взором. Неудивительно, что вы гордитесь своим замком и его историей, уходящей корнями в глубину веков.
— Разумеется, горжусь, — кивнул маркиз. — Хотя если уж речь зашла о моем положении, то должен вам сказать, что не бывает добра без худа, если перефразировать известную пословицу.
Манелла приготовилась услышать о неприятностях, сопряженных с его блистательным положением. Но маркиз не пояснил своего туманного высказывания. На самом деле он подразумевал бремя обязанностей перед семьей и титулом, которое теперь, когда он встретил очаровательную девушку, по рождению принадлежавшую к низшему классу, впервые в жизни показалось ему нестерпимо тягостным.
Возвращаясь, маркиз впал в глубокую задумчивость. Казалось, поездка наскучила ему и он очень торопился в замок.
Обратный путь они проделали очень быстро. На такой скорости Манелла не могла не только разговаривать, даже раскрыть зонтик, но, остро почувствовав, как вдруг отдалился от нее ее кавалер, она передумала ехать простоволосой, чтобы не беспокоить его по пустякам.
Маркиз подъехал на фаэтоне к парадной двери. Грумы, ожидавшие его прибытия, кинулись распрягать лошадей. Спустившись, он начал отдавать какие-то распоряжения.
Манелла, легко спрыгнув с фаэтона и не сказав больше ни слова, уныло направилась к боковой двери, через которую постоянно входила в дом.
Поднимаясь по лестнице, она с волнением вспоминала приключения, выпавшие ей в этот чудесный день. Однако она была несколько озадачена мрачноватым молчанием маркиза на обратном пути. В лучшем случае оно граничило с невниманием, а если говорить откровенно, было довольно невежливым.
Флэш восторженно приветствовал хозяйку: принялся носиться кругами по комнате, а потом, не в силах выдержать нахлынувшей радости, упал на спину и лежал, дрыгая лапами и виляя хвостом, пока Манелла не почесала ему живот.
Таким образом он не только выразил свою преданность, но и намекнул хозяйке, как мучительна для него была разлука.
Манелла решительно встала.
— У меня еще есть дела, Флэш, — объявила она. — Я бы охотно тебя вывела, но тебе придется подождать, пока не кончится ужин.
Интересно, пошлет ли маркиз за ней, как накануне?
Как ей хотелось поговорить с ним, послушать его рассказы, посмотреть на него!
Девушка надеялась, что, отложив посещение друзей, он будет скучать и найдет пребывание в ее компании все-таки более интересным, нежели полное одиночество.
«Какой он замечательный! — размышляла Манелла. — Какая удача, что судьба свела меня, хоть ненадолго, с таким чудесным человеком, с таким героем!»
Представив себе, как ей будет недоставать нового знакомого, если самой придется возвращаться домой или ему — в Лондон, она почувствовала, как сжалось, защемило ее сердце.
Это ощущение тоже было для нее новым.
Глава 6
Манелла еле добрела до своей комнаты.
Она рано встала, несколько часов провела в седле, тряслась в фаэтоне, хлопотала на кухне. Вдобавок под вечер у нее необъяснимо испортилось настроение.
От всего этого она, несколько часов назад летавшая, как на крыльях, не чувствуя усталости, вдруг пришла в совершенное изнеможение.
По правде говоря, на нее подействовало не столько физическое напряжение, сколько томительное и бесплодное ожидание новой встречи с Бекиндоном.
С тех пор, как они вернулись в замок, маркиз больше не посылал за ней. Он не договорился с ней о верховой прогулке на следующее утро. Может быть, ее общество показалось ему скучным?
Перед сном Флэш совершил несколько кругов по комнате, как это заведено у охотничьих собак, когда они собираются спать. Наконец угомонившись, он устроился на своем обычном месте у кровати хозяйки.
Манелла готовилась ко сну с таким чувством, будто от нее навсегда отвернулись и луна, и солнце и ей никогда больше не видать их света. Ее словно окутал какой-то странный туман, это ощущение было непривычным и вызывало тревогу.
«Как чудесно начинался этот день! — с горечью думала она. — Как весело было состязаться с маркизом, как славно беседовать с ним в охотничьей хижине! И почему он так переменился на обратном пути?»
У нее было только одно объяснение, отчасти литературного происхождения. Графиня, как она теперь осознала, была очень привлекательной дамой. Возможно, маркиз скучает по ней. И от скуки попытался найти ей мимолетную замену в лице мисс Шинон, хорошенькой молоденькой кухарочки. Но безыскусная болтовня неискушенной девушки не могла долго занимать мужчину с таким изощренным умом и богатым светским опытом.
Спустившись с холма, он взглянул на свою спутницу свежим взглядом, заметил все изъяны ее простоты и молодости по сравнению с изысканными столичными дамами и едва дождался возвращения в замок, где их пути расходились сами собой: мисс Шинон, как Золушке, надлежало пройти боковой дверью к себе на кухню, а ему, блестящему владельцу обширнейших поместий, — заняться делами, подобающими джентльмену.
«Жаль, что, в отличие от Золушки, мне не суждено порадоваться счастливому завершению сказки», — вздохнула Манелла.
Возвращаясь на более реальную почву, она вспомнила рассказ Доббинса про злодейку-графиню. «Вы же знаете, какие они, эти лягушатницы, — с убеждением рассказывал Доббинс, который наверняка в своей глуши впервые увидел иностранцев. — Всегда говорят одно, а подразумевают другое, намекая на третье. Да еще этот их тарабарский язык! Правда, его светлость говорит по-французски не хуже их. Все понимал, как надо, и все посмеивался. Видно, ему приятна такая замысловатая беседа!»