Татьяна Романова - Кассандра
— Будем опознавать по вещам, — печально вздохнул Гаррисон.
За его спиной послышались шаги. Молодой слуга, сообщивший ему про нож и Хавьера, привел солидного человека средних лет в черной одежде. Тот выступил вперед и, откашлявшись, сообщил:
— Простите, сэр, я — дворецкий в этом доме. Мы не можем выполнить ваше приказание: Хавьера нигде нет.
— Понятно, — протянул сыщик. — Скажите, если хозяйка собирала вас, чтобы поздравить с Рождеством, она сама была нарядно одета?
— Да, сэр, на ней было красивое платье и очень дорогое жемчужное ожерелье с сапфировым аграфом. Хозяйка его очень любила, говорила, что это — память о счастливом времени ее жизни.
Гаррисон подошел к телу примадонны и посмотрел на ее шею, ожерелья не было.
— Вот так принимать в дом иностранцев без рекомендаций, — скептически констатировал он, — ограбили, убили, а потом, чтобы скрыть преступление, подожгли дом.
Он отпустил слуг и начал искать вторую девушку. Но больше тел в комнате не было. Он выглянул в маленький сад, окруженный с трех сторон стенами дома. Это крохотное ухоженное пространство просматривалось полностью. Ни живого человека, ни тела в нем не было. Значит, одну из девушек бандит убил, а вторую увел с собой, или она ушла добровольно. Нужно было понять, кто та, которую он нашел. Гаррисон снял с пальца погибшей кольцо и направился к выходу.
Графиня Апраксина сидела в экипаже, закрыв глаза. Время тянулось мучительно долго, но она не хотела, чтобы что-то менялось, женщина была согласна находиться в неведении, боясь, что ей принесут ужасную весть. Но в стекло кареты легонько стукнули, и высокий сыщик отворил дверцу.
— Мэм, мы нашли хозяйку дома и одну из девушек. Они мертвы, — сообщил он.
— Какую девушку? — чуть слышно прошептала графиня. Безумная надежда родилась в ее душе и тут же погасла: сыщик держал на ладони оплавленную миниатюру и сапфировое кольцо.
— Вы узнаете эти вещи? — спросил он.
Графиня не ответила, она потеряла сознание.
В маленькой комнате, отведенной для писцов, работающих на судью Бигла, Гаррисон диктовал отчет по результатам своего расследования. Уставший сыщик, довольный завершенным делом, радовался окончанию работы, предвкушая спокойный вечерний отдых. Он уже почти закончил диктовать, когда в комнату постучали, и на пороге появился богато одетый смуглый господин в щегольском пальто и в модной высокой шляпе-цилиндре.
— Простите, сэр, — обратился он к Гаррисону, безошибочно выделив в нем главного, — я ищу сыщика, проводившего расследование в доме сеньоры Молибра.
— Вы хотели сказать Молибрани? — поправил его Гаррисон.
— Нет, я имею в виду герцогиню Молибра, но она выступает на сцене под тем именем, что вы назвали.
— Час от часу не легче! — воскликнул сыщик. — А вы, сэр, кто такой?
— Простите, я забыл представиться, такой ужасный случай, все испанское посольство в страшном смятении, — извинился посетитель, — я — советник посла граф Монтойа, и представляю здесь мужа пострадавшей дамы — герцога Молибра. Прошу вас сообщить мне все подробности сегодняшнего несчастья.
— К сожалению, сеньора погибла. Ее закололи ножом, потом сорвали с шеи дорогое жемчужное ожерелье с сапфировым аграфом. Вместе с ней убили гостью — русскую княжну Черкасскую, а дочь певицы либо похищена, либо пропала. Ее нигде нет.
— Кто совершил убийство сеньоры? — спросил испанец. — У вас есть какие-нибудь предположения?
— За неделю до убийства пострадавшая разрешила взять на службу конюха-испанца по имени Хавьер, у того не было рекомендаций, и, по отзывам слуг, конюхом он не был. Слуги видели у него нож с костяной рукояткой, которым была убита сеньора. Я уверен, что убийца — он. Возможно, что у него были сообщники, которых он впустил в дом, но сам Хавьер — один из убийц.
— А девушка, дочь герцогини? — уточнил граф Монтойа, — вы ничего больше не можете сказать о ней?
— Ничего, кроме того, что с нее сняты подозрения в соучастии. Мы считаем ее жертвой, она не могла вступить в сговор с убийцами матери, поскольку все слуги в доме подтвердили нежную любовь дочери к сеньоре Молибрани.
— Благодарю вас, сэр, — испанец встал и протянул сыщику визитную карточку, — прошу, если что-нибудь станет еще известно об этом ужасном преступлении, сообщите мне. Муж сеньоры — кузен нашего короля, он очень богатый и могущественный человек, и будет признателен за любую информацию об убийцах своей жены. Если же что-нибудь станет известно о девушке — в любое время дня и ночи я буду ждать вашей информации.
Граф Монтойа поклонился и вышел. Сыщик уставился на маленький кусочек картона с титулом испанца и адресом посольства. Дело начинало пахнуть политикой, что было совсем плохо, но на нем можно было подзаработать, что было хорошо. Решив отложить решение на завтра, он быстро закончил отчет и, кивнув усталому писцу, отправился домой. По дороге Гаррисон все же решил попробовать заполучить деньги, которые плыли к нему в руки.
А в это время советник испанского посла, сидя в большой гостиной, обставленной черной старинной мебелью, с портретом короля кисти придворного художника Франсиско Гойи над камином, докладывал своему патрону о том, что узнал.
— Бедный герцог, — вздохнул посол, — какая потеря. Я никогда не понимал того, что он разрешил жене петь на сцене, а тем более таскать по Европе дочь, но в каждой семье — свои проблемы. Он хотел, чтобы мы присматривали за его женщинами и сообщали ему об их здоровье и делах, мы это делали. Предугадать убийство и ограбление мы не могли. Напишите бедняге отчет, особенно напирайте на то, что о судьбе дочери пока ничего не известно, возможно, что девушка жива. Сейчас это — единственное, что может поддержать герцога в его горе.
Посол отпустил графа и отправился в спальню жены.
— Как хорошо, дорогая, что ты — верная католическая жена, — ласково сказал он супруге, ожидавшей его прихода. — Ты всегда находишься при муже, а наши дочери, как положено приличным девушкам, воспитываются в монастыре.
Дом Черкасских на Аппер-Брук-стрит застыл в горе. Графиня Апраксина лежала в своей спальне. Она уже перестала рыдать, но была в очень подавленном состоянии, и Даша Морозова, просидевшая с ней почти сутки, каждую минуту боялась, что у старой женщины откажет сердце. Не надеясь на свой английский язык, девушка продиктовала письмо дворецкому и попросила немедленно отправить его с нарочным в Гленорг-Холл, сделав приписку на конверте, что письмо должно быть передано только в руки герцога.
Лиза перед своим злополучным отъездом в дом сеньоры Молибрани сказала ей, что Долли написала о своей возможной беременности, и Даша боялась, что ужасная новость может повредить будущей матери. По ее расчетам герцог должен был приехать с минуты на минуту. Девушка подложила подушку под бессильно соскользнувшую руку задремавшей графини и, сделав знак горничной Марфе, сидевшей по другую сторону от кровати своей хозяйки, поднялась с кресла, в котором провела последние сутки. Марфа коротко кивнула, поняв, что Даша уходит, и пододвинулась поближе к кровати, взяв руку Евдокии Михайловны. Девушка тихо прикрыла за собой дверь и поспешила вниз. Когда она спустилась в вестибюль, входная дверь открылась, и, отряхивая с пальто капли дождя, перемешанного со снегом, в дом стремительно вошел герцог Гленорг.
