Барбара Картленд - Нежеланная женитьба

— А какого рода литература вам больше всего по душе?

— Самая разнообразная, — ответила Онора. — От поэтов времен королевы Елизаветы до французских романистов.

Герцог расхохотался:

— Ну тогда мне придется распорядиться, чтобы в этой комнате поставили еще несколько книжных шкафов, да и в вашем будуаре тоже.

— Это было бы совсем неплохо. Дома у нас книги вечно лежали на полу. Папа с мамой читали очень много, и все книги не помещались в книжный шкаф.

— Вот уж никогда не думал, что ваш отец был большим книголюбом, — заметил герцог.

— Папа всегда все делал с удовольствием, хотя читать его обычно заставляла мама, сам он не очень любил это занятие. А если и читал, то предпочитал книги о лошадях, хотя мы часто вели беседы на самые разнообразные темы, когда он бывал… дома.

Перед последним словом Онора запнулась, и герцог спросил:

— А ваша мама всегда ездила с ним к его друзьям?

Онора сразу поняла, что он задал этот вопрос неспроста, а с дальним прицелом, однако кривить душой не стала, а ответила так, как это было на самом деле:

— Мама была бы рада ездить с папой повсюду. Она не любила, когда он уезжал один, но иногда отец посещал такие места, куда дамы не приглашались, например, на охоту или на скачки. — Ее голос стал совсем тихим. — Тогда ей приходилось оставаться дома. Она очень скучала по папе, и книги во время его отсутствия служили ей единственным утешением.

Герцог хотел что-то сказать, но тут дворецкий объявил, что кушать подано, и они прошли в просторную столовую, где Онора уже бывала раньше.

Стол был украшен белыми цветами и заставлен множеством тарелок с самыми разнообразными кушаньями, которые шеф-повар счел нужным приготовить для столь выдающегося события, как свадьба.

Когда слуги на секунду отошли от стола, Онора прошептала заговорщическим тоном:

— Я не смогу всего этого съесть!

— Я тоже, — признался герцог, — но нужно попробовать хотя бы понемножку всех блюд.

— Конечно, иначе шеф-повар обидится.

Взглянув в меню, стоявшее на золотой подставке с монограммой герцога, она заметила:

— И здесь торт!

Герцог обреченно застонал, но, словно спохватившись, облегченно проговорил:

— Ну по крайней мере не придется произносить речь, после того как мы его разрежем.

Онора улыбнулась:

— По-моему, сегодня вы произнесли самую короткую и самую лучшую.

— Потому что она самая короткая?

— Нет, потому что я была просто восхищена, когда вы смогли в нескольких коротких фразах выразить свою мысль так живо и остроумно.

Герцог взглянул на нее, как ей показалось, смеющимися глазами.

— Я очень рад, Онора, что моя речь вам понравилась.

Онора смутилась и, покраснев, проговорила:

— Может быть… вы считаете… мои слова… невежливыми, но я сказала то, что думаю…

— Полагаю, поскольку вы учились в школе при монастыре, вы всегда говорите правду, — небрежно заметил герцог.

— Я говорю правду потому, что так меня воспитали мама с папой, — возразила Онора. — Они ненавидели лгунов и всегда знали, когда человек говорит правду, а когда нет. И я тоже это знаю.

Ей показалось, что герцог слегка нахмурился, и она испугалась, не сболтнула ли чего-нибудь лишнего.

В этот момент в столовую вошли слуги с очередной партией блюд, и Онора с герцогом принялись говорить на другие темы.

Когда все блюда были наконец испробованы, они вздохнули с облегчением и отправились в комнату, в которой встретились перед ужином.

Онора тут же бросилась к книжным полкам, внимательно рассматривая книги. Многие она уже читала, а многие с удовольствием прочла бы в будущем.

Она переходила от шкафа к шкафу, пока наконец не сообразила, что поступает невежливо по отношению к герцогу — наверное, он ждал, что она начнет с ним непринужденную беседу.

Она обернулась — герцог сидел в глубоком кресле со стаканом коньяка в руке.

Онора подошла к нему и виновато проговорила:

— Извините, я веду себя, как эгоистка, думаю только о книгах, хотя на самом деле мне следовало бы вас развлекать.

— Вам кто-то сказал, что вы должны так поступать, или вам самой этого хочется?

— Мама меня всегда учила, что с гостями полагается разговаривать, — ответила Онора и, немного помолчав, добавила: — Но ведь вас нельзя назвать моим гостем, правда? Скорее это я у вас в гостях.

— Не думаю, — возразил герцог. — В конце концов, я отчетливо помню слова клятвы, которую мы дали перед алтарем. Так что получается, этот дом наш с вами общий. Во всяком случае, вы должны считать его своим домом.

— Да, конечно, — согласилась Онора. — Только пока это кажется несколько странным…

— Ничего, привыкнете, — беззаботно проговорил герцог. — Скоро уже будете просить меня переделать то то, то это.

Онора покачала головой:

— Не думаю. Замок мне кажется великолепным во всех отношениях. Он подобен пьесе, в которой каждый актер знает свою роль безукоризненно.

— А какую роль играете вы? Первой дамы?

Голос его прозвучал насмешливо, и это не укрылось от Оноры.

— Если говорить обо мне… — ответила она. — Меня, пожалуй, скорее всего можно отнести к зрителям, которые… наблюдают за происходящим со стороны.

— Если вы действительно так считаете, то прошу меня простить.

— Ну что вы! — воскликнула Онора. — Я сказала только то, что думала. Да вы и сами должны понять, что после тихой жизни за городом и двух лет пребывания в школе все здесь для меня так странно и необычно. — Она вздохнула и добавила:

— Наверняка я наделаю кучу ошибок, так что заранее прошу, постарайтесь не очень на меня сердиться.

Герцог взглянул на нее, и Оноре показалось, что он собирается ей что-то сказать. Однако он не стал этого делать, а, бросив взгляд на часы, заметил:

— Уже довольно поздно, и у вас был тяжелый день. Думаю, Онора, вам пора ложиться.

Словно эти слова послужили ей приказом, Онора поднялась, а герцог добавил:

— Я скоро к вам присоединюсь.

Оноре показалось, что она ослышалась. Но когда он распахнул для нее дверь и она вышла в холл, ей живо припомнились слова тети.

Она с ужасом поняла, что герцог намеревается прийти к ней в комнату и сделать ей ребенка. Правда, она понятия не имела, что под этим подразумевается.

«Он не должен этого делать!» — возмущенно подумала она и даже собралась вернуться в гостиную и сказать ему об этом. И вдруг ее как громом поразило — ведь она теперь его жена! Значит, обязана вести себя так, как он ей скажет, делать то, что ей прикажут.

Никто не в силах ей помочь и не в состоянии что-либо изменить.