Кэрол Мортимер - Кружевной веер

Гейбриела душил гнев. Диана привела их обоих в скорпионье гнездо, и он готов был безжалостно выместить на ней свое раздражение.

— Я и без того очень промок и устал, так как, вопреки своей воле, много часов подряд провел в седле. Не советую дольше испытывать мое терпение!

Диана подобрала промокшие юбки и, робко покосившись на него, сказала:

— Гейбриел, я понимаю, вы злитесь на меня, но уверяю вас, решив приехать сюда, я думала только о вас!

— Напротив, я полагаю, что вы действовали, совершенно не подумав о моих чувствах и не посчитавшись с ними, — сухо возразил он, не глядя на нее.

Диана возмутилась:

— Как вы можете так говорить, если ради того, чтобы приехать сюда, я отложила поиски сестры?

— Чтобы я не чувствовал вины и сожаления в тот день, когда узнаю о матушкиной кончине, — уничтожающим тоном продолжал он.

— Да.

Глаза Гейбриела сверкнули.

— Решение должен был принять я сам, а не вы!

— Но…

— Не спешите; позже у вас будет достаточно времени, чтобы объясниться.

От нее не укрылась ледяная холодность его тона.

— И вы в самом деле выслушаете то, что я вам скажу?

— Возможно, и нет.

— Тогда не вижу смысла…

— Диана, да помолчите хоть чуть-чуть, ради всего святого! — Он остановился на пороге, прерывисто дыша. Вот дом, который ему восемь лет назад пришлось покинуть при крайне унизительных обстоятельствах! Гнев, который он испытывал по отношению к Диане, поддерживал его во время трудной поездки в Кембриджшир; по пути он представлял себе, как отомстит ей за то, что она против его воли заставила его следовать за ней. Теперь же, очутившись перед домом, из которого его в свое время так жестоко изгнали, вспомнив о родных, знакомство с которыми он не собирался возобновлять, он вдруг испытал такое чувство одиночества, что у него заныло сердце.

— Гейбриел! — Диана встревожилась, видя, как изменилось выражение его лица. Как уныло он взирает на дом, в котором родился и вырос! Знакомство их состоялось при таких необычных обстоятельствах, что она с самого начала чувствовала себя несколько скованно. И все же она успела немного разобраться в характере своего жениха и понимала: перед ней вовсе не тот надменный и властный человек, с которым она шесть дней прожила под одной крышей. И этого Гейбриела она совсем не знает…

Диана снова сжалась. Только теперь поняла она, что не имела никакого права заставлять Гейбриела следовать за собой, что она тем самым растравила старую, незажившую рану, которую лучше было бы не трогать.

— Милорд, я не хотела вас обидеть, — прошептала она.

— Диана, ваши извинения запоздали — к тому же слишком скудны. — Гейбриел посмотрел на нее сверху вниз глазами совершенно чужого человека, каким он сейчас ей казался. — Назад пути уже нет, — прошептал он ей на ухо, делая шаг вперед и вводя ее в дом.

Очутившись в просторном холле с мраморным полом, Диана невольно вздрогнула от холода — даже по спине как будто пробежали холодные пальцы. Дело было не в температуре воздуха, но в самой здешней атмосфере, как будто неистовая злоба впиталась даже в стены дома, в кирпичи и цементный раствор. Диана понимала, что ее чувства совершенно нелепы. Кирпичи и раствор не способны впитывать эмоции, как и величественные статуи и картины. Все дело в том, что она устала я проголодалась, — и трепещет при мысли о предстоящем объяснении с Гейбриелом. Тем не менее Диана плотнее запахнулась в плащ, чтобы прогнать леденящий холод.

— Здорова ли моя мать? — спросил Гейбриел.

Черноволосая красавица сбежала им навстречу с широкой парадной лестницы. Ее красивое лицо слегка раскраснелось от быстрого бега.

Словно не слыша его, красавица надменно приказала дворецкому:

— Рив, пожалуйста, подайте чай в коричневую гостиную.

— Дамам, Рив, несите чай, а я предпочту что-нибудь покрепче. — Гейбриел повернулся к старому знакомому, отметив про себя, что прошедшие годы оставили на нем свою печать. Рив как будто состарился не на восемь, а на все двадцать лет.

Тем не менее, узнав Гейбриела, дворецкий тепло улыбнулся и ответил:

— Слушаю, милорд!

— И приготовьте зеленые с золотом спальни для леди Дианы и для меня, — добавил Гейбриел, отдавая ему шляпы и плащи.

— Вы не имеете права распоряжаться здесь, как в собственном доме! — возмутилась черноволосая красавица.

— Насколько я понимаю, Фолкнер-Мэнор по-прежнему принадлежит моей матери?

— Д-да…

— Тогда прошу вас, Рив, выполните мою просьбу, — продолжал Гейбриел, снова устремляя ледяной взор на красивую незнакомку. Та ответила ему вызывающим взглядом. — Мадам, предлагаю продолжить наш разговор в более теплом месте.

— Вы…

— Немедленно! — потребовал он.

Шурша юбками, женщина развернулась и, опережая их, поспешила в комнату, обставленную в коричнево-золотых тонах. Впрочем, пылающий в очаге огонь почти не развеивал тамошнего леденящего холода.

Глаза Гейбриела превратились в две узкие щелки.

— Кажется, я осведомился о состоянии здоровья моей матери!

Незнакомка поджала губы:

— Фелисити чувствует себя сообразно своему состоянию!

— Что сие означает? — спросил Гейбриел.

Красотка пожала белыми плечами:

— После смерти вашего отца здоровье Фелисити пошатнулось. Более того, после его похорон она почти не выходит из своих апартаментов. Она покидает их очень редко.

— Не сомневаюсь, что в ее отсутствие вы чувствуете себя здесь полной хозяйкой? — презрительно заметил Гейбриел.

— Как смеете вы перекладывать свою вину на плечи других? — злобно оскалилась красавица.

Услышав, что от горя мать замкнулась в себе и покинула свет, Гейбриел лишь презрительно хмыкнул, хотя новость сильно задела его. Отец всегда был строгим приверженцем правил общества, а мать любила развлечения и веселье. И все же, хотя его родители казались совершенно противоположными по характеру, их влекло друг к другую и все окружающие понимали, что их соединяет глубокое и нежное чувство.

Виноват ли Гейбриел в том, что с ними случилось? И что было бы с ними сейчас, если бы восемь лет назад он отрицал свою вину, защищался? Может, отец по-прежнему был бы жив, а мать радовалась жизни, заражая своей веселостью всех окружающих?

— Гейбриел, может быть, вы меня представите?

После того как Диана тихонько напомнила ему о правилах приличия, он не без труда отвлекся от мыслей о прошлом. Вначале он покосился на черноволосую красавицу, не спускавшую с него враждебного взгляда, а затем повернулся к своей невесте, чья рука легко лежала на сгибе его локтя.