Там, за Вороножскими лесами - Татьяна Владимировна Луковская
4
Лес лениво потягивался, скрипел стволами и ветками, разбуженный обманным теплом. Длинный узкий овраг уводил пару все дальше и дальше. Оба теперь молчали, глядя себе под ноги. Демьян от чего-то оробел, ему хотелось взять деву за руку, но он помнил свое неосторожное обещание без разрешения не хватать, а вот спросить все никак не мог.
– А пес твой меня на ловах выручил, – наконец первым нарушил он тишину.
– Дружок? – удивилась Агафья.
– Он. Вепрь подранок на меня поворотил, а у меня только сулица, а тут Дружок как из ниоткуда выскочил, да вепрю на хребет прыгнул… Так вот. Я уж решил, что ты ведунья, да мне пса на выручку послала.
– Что ты, – смеясь, замахала руками Агаша, – я ворожить не умею. А про Дружка ты диво рассказываешь, батюшка говорит – дармоед он, проку от него нет. Бегает сам по себе, где вздумается, дом сторожить не хочет, на охоте тоже, вместо того, чтобы с другими псами в загон идти, убежал не весть куда … явился домой уж затемно. Батюшка давно бы его прогнал, если бы не память об Иванушке. Любил братец Дружка крепко.
– Это твой батюшка зря, добрый пес.
– А как вы на вепря с сулицами пошли? – припомнила Агафья. – Отчего рогатины не взяли?
– Подсказать было некому, разумницы вот такой рядом не было, – отшутился Демьян, он осмелел и осторожно приобнял девушку за плечи, она не отстранилась.
– Отчего ж сразу имя свое не открыла, да к другой вывела? – слетел, давно вертевшийся на языке, вопрос.
– Обиделся? – виновато спросила дева.
– Да было немного, – улыбнулся Демьян. – Так зачем?
– Проверяла, – с трудом выдавила из себя Агафья.
– Проверила? – продолжал допытываться парень, заглядывая ей в глаза.
– Проверила, – совсем уж тихо прошептала она. – Да я же за обиду отдарилась. Нешто тебе не понравилось?
– Понравилось, очень понравилось.
– Я каравай сама пекла.
– Добрый каравай был, во рту таял. Мне вот только отдариться нечем, да как домой приедем, на торг пойдем, выберешь, что душа пожелает.
– Домой? – эхом повторила Агаша.
– Разве ты забыла, что замуж за меня пойти согласилась. Увезу тебя в Ольгов.
К удивлению, он заметил, что по щеке Агафьи побежала слеза, а глаза наполнились непонятной тоской.
– Ты что же… ехать со мной не хочешь? – спросил он опавшим голосом.
– Хочу, – выдохнула Агаша, – очень хочу! – и вдруг, уткнувшись лбом в плечо Демьяна, зарыдала.
– Ну, что ты, что ты, родная, не плач! – Демьян совсем растерялся.
– Отец за тебя не отдаст, никогда не отдаст! – девушка смахивала со щек непослушные слезы. Парень осторожно начал помогать ей, высушивая влагу горячими губами, они стали нежно целоваться.
– Отчего же ему не отдать тебя, чай я не смерд какой худой! – разгоряченный поцелуем с волнением быстро заговорил Олексич, – В старшей дружине при князе хожу, с поля боя не бегал никогда, стыдиться мне нечего. Отец у меня – тысяцкий в Ольгове, двор богатый, и сельцо есть на пропитание, а коли мало, так я еще не стар, семью без куска хлеба не оставлю. Чего ж ему еще надо, кого он в зятья себе ждет – князя али царевича ордынского?
– Рязанца, – Агафья опустила голову, – сказал, липовецких ему и князей не надобно.
– А чем ему липовецкие не угодили? – с легкой обидой в голосе допытывался Демьян.
Девушка вся напряглась, не решаясь ответить.
– Понимаешь… он сказал… говорил, что вы…, – стала подбирать она слова.
– Что мы? – взял ее Демьян за подбородок, окунаясь в зелень глаз.
– Покойники вы, – дрожащим голосом прошептала Агаша. – Князья ваши дурные, смерти ищут, себя губят и вас в пропасть толкают. Кровь у вас рекой скоро потечет… Да я так не думаю, правда не думаю!
– Знаю, чьими словами батюшка твой молвит, – лицо парня исказила злость. – Воевода ему то ваш внушил, он и мне про то пел. Только рано он нас хоронит, мы еще поживем! Пусть отец твой того дурня не слушает. Ногайцы уйдут восвояси, мирно будет. Князья липовецкие с рыльскими породнятся, сильней станем, и рязанским на зависть. Да что же в Переяславле спокойней чем в Курске? – горячился Демьян. – Тоже ведь на краю степи живут!
– Так все, только батюшке до того и дела нет. Знай, свое твердит, как тетерев на току. Он как рубаху твою приметил, уж так шумел, так шумел, чтобы я и взгляд в вашу сторону не кидала.
– Не отдаст, так я тебя умыкну! И без него в Ольгове повенчаемся. А мои батюшка с матушкой, не бойся, только рады будут, они уж и не чают меня женить.
– Как же ты меня умыкнешь, коли мы с тобой уже долго гуляем, домой вернусь поздно? Отец больше даже и на двор не выпустит, не то, что за ворота. Не увидимся мы больше! – в голосе девы звучало отчаянье.
– А ежели мы с тобой грех совершим, да явимся к нему? – Демьян сам поразился, вылетевшему из своих уст бесстыжему вопросу.
Агаша широко раскрыла глаза, щеки заалели.
– Изобьет тебя до смерти…, а коли выживешь, так может и повенчает, – неуверенно ответила она.
– Так я не боюсь, за тебя и смерть приму! – он выжидающе посмотрел на деву.
– Срамно, все пальцем станут тыкать, ворота с петель ночью снимут.
– Да, что ж у вас не было такого никогда? Батюшка твой разве не так оженился? Забудется все, перетерпеть только надо, зато вместе будем, детишек нарожаем, душа в душу жить станем, – змеем искусителем продолжал увещевать красавицу Демьян.
Агафья растерянно окинула взглядом лесной овраг:
– Да тут и негде, сыро да снег.
«Негде, но можно», – прочитал ее ответ парень, приятное волнение пробежало от макушки до пяток. Совсем недавно он робел, не смея даже коснуться руки любимой, а теперь его просто распирала отчаянная удаль.
– Как негде? Будет сейчас все! – Демьян бросился к двум сосенкам, неведомо как затесавшимся среди дубравы. Хвойные красавицы десятилетки, уцепившись корнями за край оврага, приветливо протягивали лесу свои пушистые ветви. Их безжалостно и стала обламывать мужская рука.
Демьян складывал в кучу сосновые лапы. Агафья с бледным лицом, на котором яркими пятнами горел румянец, не шелохнувшись, смотрела, как растет зеленое ложе ее то ли женского счастья, то ли позора. Обстриженные сосны остались плакать смоляными слезами, а парень суетливо скинул кожух, расстилая его на лапнике.
– Вот, готово, – кивнул он Агаше, – тепло сегодня, не замерзнем… да совсем раздеваться-то и не нужно, можно и так…
