Хелен Холстед - Гордость и предубеждение-2
— Это так. Но не находите ли вы, что миссис Коллинз еще слишком слаба? Я очень боюсь, как бы она не подорвала здоровье.
— Боже правый, с чего бы это, сэр? Наша госпожа очень крепкого здоровья.
— Миссис Биггинс, мужу виднее, и я опасаюсь за нее.
Причина подобных опасений мужчин не являлась тайной для миссис Биггинс; среди арендаторов коттеджей она славилась острым язычком, которым запросто умела осаживать мужей своих подопечных. Однако сейчас она все-таки разговаривала с пастором.
— Мой опыт говорит мне, что вам вовсе не следует тревожиться за здоровье миссис Коллинз, сэр.
— Вы готовы успокоить меня? — мрачно переспросил он.
— Готова, сэр, и, что важнее, во всей округе нет женщины добрее и спокойнее, чем ваша жена. Малыш впитает ее лучшие качества вместе с молоком. Что касается Тилли Перкинс…
— Да, да. С этим покончено.
Он подумал, что сможет рассматривать последующие месяцы как продолжение поста. Шарлотта убедила его, что это была его идея — не отдавать ребенка кормилице. Он был доволен тем, как внимательно она относилась даже к самым мимолетным его высказываниям, всегда помнила их и правильно воспринимала, но жалел, что сам не помнит о них. Супружеское счастье совсем ослабило его память.
Все, возможно, было бы иначе, если бы родилась девочка. Мистер Коллинз имел счастье приходиться ближайшим родственником мистеру Беннету, чье имение в Лонгборне передавалось только по мужской линии. Родив сына, Шарлотта укрепила их права на наследование семейной собственности в Лонгборне, как только наступит печальный момент ухода мистера Беннета в мир иной. Теперь, в случае если и мистера Коллинза также настигнет печальная участь покинуть сей бренный мир до срока, у нее останется сын, с которым она сможет жить в том удобном доме.
Мистер Коллинз почувствовал себя обязанным, учитывая свое положение пастора, указать Тилли Перкинс на безнравственность ее поведения. К счастью, он сначала решил поделиться своими соображениями с женой. Шарлотта сказала, что было бы странно обвинять миссис Перкинс, основываясь только на том факте, что двое ее мальчишек похожи на детей местного поверенного. Хотя, если, паче чаяния, слух имеет под собой реальную почву, их сын спасен от участи провести свои первые двенадцать месяцев у груди падшей женщины.
Они назвали ребенка Уильямом в честь его отца и предполагали дать ему второе имя — Льюис, в честь покойного супруга леди Кэтрин, но Шарлотта посмотрела на мужа таким ледяным взглядом, что он изменил свое намерение. Мальчик был назван Уильямом Ричардом.
На новогодние праздники леди Кэтрин отправилась в Лондон, чтобы провести смотр свободных холостяков. Она пригласила годящихся в женихи мужчин посетить Розингс весной. К концу светского сезона она наметила сделать свой выбор. Анна, вместе с изрядной суммой денег, должна была выйти замуж, причем хорошо и скоро, дабы показать Дарси, как мало они о нем печалились.
Столкновение ее милости с недругами уже на самом первом обеде в Лондоне никак не способствовало улучшению ее настроения. Потом пришел черед низкой неблагодарности со стороны мистера Реджиналда Фоксуэлла, который отказался от ее патроната и проявил отвратительную, невероятную дерзость, посмев заподозрить ее в неблагородстве. Это столкновение вызвало в ней такую ярость, которая смыла все ее торжество от предстоящих визитов по меньшей мере троих подходящих Анне пэров.
К счастью, письмо от Элизабет предупредило миссис Коллинз о злоключениях леди Кэтрин в Лондоне, дав Шарлотте и ее супругу время подготовиться. Несмотря на твердое намерение пустить в ход все имевшееся в ее арсенале презрение, дабы испепелить пастора, ее милость оказалась настолько укрощена искусным использованием мистером Коллинзом цитат из Священного Писания и так утешена симпатией и сочувствием миссис Коллинз, что они оба начали казаться ей самыми неоценимыми союзниками. И прежде чем леди Кэтрин де Бёр осознала это, она предложила освободившийся приход Коллинзу, хотя никогда раньше не одобряла самой идеи совмещения приходов. Мистер Коллинз, конечно, полностью согласился с ее милостью в отношении совмещения приходов и также полностью согласился с тем, что случаются времена, когда Бог возлагает дополнительное бремя на своих самых трудолюбивых слуг. Без всякого сомнения, он назначит в другом приходе традиционное скудное довольствие для викария и останется жить в несколько меньшем по размеру доме Хансфордширского прихода, лишь бы не разлучаться со своей благодетельницей, для пользы ее милости.
Если Шарлотта и повздыхала немного из-за этого решения, она была успокоена тройным увеличением их дохода и наметившимися перспективами для второго сына, если таковому суждено появиться на свет.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Из всех родственников Джорджианы Генри Фицуильям был единственным, кого она никогда не боялась. С самого детства она чувствовала себя в полной безопасности, только согретая его привязанностью. Она верила, что любила брата больше, чем она любила Генри, но ей всегда приходилось прилагать усилия, чтобы добиться одобрения Фицуильяма. Не так было с Генри, дорогим Генри, чья привязанность никогда не ослабевала, чье лицо даже на миг не застывало в упреке или осуждении.
И все же в последний год или около того что-то изменилось в отношениях между ними. Генри по-прежнему заботился о ней, она знала это, но почему-то — она не могла понять почему — он немного отдалился от нее.
С тех пор как они прибыли в Лондон, он заезжал на Бругхем-плейс только однажды, и то это был просто краткий визит со свадебными поздравлениями. Теперь он наконец заехал снова, и они сидели рядом на диване в ее уютной гостиной. Огонь в камине «плясал» на темно-розовых занавесках и мебели, окутывая их теплом.
— Как печально, Генри, что ты совсем пренебрегаешь нами, — пожаловалась она. — Прошло почти три недели, с тех пор как ты навещал нас в последний раз.
— Честно говоря, я постоянно думал о вас. Я полагаю, вы получали мои записки.
— Да, и я благодарю тебя за них.
Его взгляд задержался на рисунке в рамке, стоявшей на ее столе.
— Это ты нарисовала, Джорджиана? Позволь мне посмотреть. — Он поднял портрет Элизабет, выполненный пастелью.
— Не очень хорошо получилось, но я слишком люблю свою сестру, чтобы выбросить этот рисунок.
— Выбросить! Не вздумай сделать ничего подобного! Что думаете вы, миссис Энсли? — обратился он к компаньонке своей кузины, молча сидевшей у окна.
— Я думаю, портрет очень похож на оригинал, сэр.
— Твое мастерство постоянно растет, кузина, — отметил Генри, еще раз посмотрев на рисунок.
