Вирджиния Хенли - Брачный приз
Немного подумав, она принесла свои тонкие простыни и застелила постель — ее жених наверняка, любит чистое постельное белье. Она хотела было положить на подушку веточку омелы, но передумала и сунула побег за вырез платья из бархата.
Охотники вернулись только в сумерках. Они добыли с дюжину оленей, несколько десятков зайцев и даже забили диких кабанов. Ничего не пропадет, все пойдет в ход: шкуры выдубят, кабаньи клыки и рога оленей станут рукоятками для ножей и инструментов. Даже копыта выварят на мыло, клей и желатин.
Приведя себя в порядок и переодевшись, сэр Роджер спустился в зал к ужину.
— Чувствуется приближение Рождества, — заметил он Розамонд. — Если не ошибаюсь, пахнет пирогами и жареным гусем.
— С каштановой начинкой, — кивнула Розамонд. — Не правда ли, зал стал таким уютным!
Сэр Роджер многозначительно воззрился на веточку омелы в вырезе ее платья.
— Еще бы! Всякий мужчина ценит теплый прием независимо от того, возвращается он с охоты или с поля боя. Если дама ждет его с улыбкой и готова похвалить за отвагу, жизнь кажется намного приятнее.
Да он ухаживает за ней!
Сердце Розамонд забилось сильнее.
Ужин прошел как нельзя лучше. Розамонд не могла не признать, что общество де Лейберна ей приятно.
Когда слуги убрали со стола и наполнили кубки, все в зале дружно запели старую валлийскую песню:
Пусть везде царит веселье,
Фа-ла-ла-ла-ла-ла-ла.
Праздник, шутки, смех и пенье,
Фа-ла-ла-ла-ла-ла-ла.
Девушкам к лицу наряды,
Фа-ла-ла-ла-ла-ла-ла.
Поцелуя ждут в награду,
Фа-ла-ла-ла-ла-ла-ла.
Древний мы псалом затянем,
Фа-ла-ла-ла-ла-ла-ла.
Господа Христа восславим,
Фа-ла-ла-ла-ла-ла-ла.
Эй, лютнист, играй смелее!
Фа-ла-ла-ла-ла-ла-ла.
Рождество, гряди скорее!
Фа-ла-ла-ла-ла-ла-ла.
Дождавшись, пока хор смолкнет, Розамонд взяла свою чашу и уселась на скамью у очага. Род устроился рядом, протянув длинные ноги к огню.
— Ты выглядишь такой довольной, что я боюсь даже упомянуть о Дирхерсте, — заметил он.
— Я не была там со дня… смерти Джайлза. Господи Боже мой, надеюсь, дела там ведутся не так, как в Першоре!
— Дирхерст гораздо ближе к Глостеру, так что тамошний управитель, возможно, не смеет воровать под носом у Ричарда де Клара. Но ничего особенно хорошего ждать не приходится, — пояснил Род и многозначительно добавил: — Есть только один способ узнать все наверняка. — Розамонд отвела глаза, но он не унимался: — Я бы отправился в Дирхерст без тебя, если не можешь решиться на эту поездку. Ты там жила в детстве?
— Да. Дирхерст принадлежал моему отцу, — задумчиво кивнула она.
— Иногда детские воспоминания могут стать непереносимой пыткой, — шепнул он, накрыв ее ладонь своей.
— Нет, я была счастлива, пока отца не убили в сражении, — призналась Розамонд и вдруг поняла, что Роджер говорил о собственном детстве.
— Как далеко отсюда Дирхерст?
— Восемь… ну не более девяти миль к югу, вдоль по реке. — Розамонд покачала головой. — Вряд ли справедливо требовать от Нэн, чтобы она присоединилась к нам, особенно если замок так же заброшен, как Першор.
Род сжал ее пальцы.
— Мы могли бы поехать вдвоем.
Предложение показалось ей соблазнительным, но она постаралась все хорошенько взвесить. Разумеется, ей необходимо посетить Дирхерст. Она обязана сделать это не только ради арендаторов, но отдавая долг памяти Джайлзу и родителям. С другой стороны, поездка в компании сэра Роджера — еще один шаг к браку. Впрочем… Может, тут нет никакого подвоха? Кроме того, так приятно, когда за тобой ухаживают — это нечто вроде волнующей игры.
Теперь Розамонд была вынуждена признать, что находит Роджера чрезвычайно привлекательным. Но ему все равно придется немало потрудиться, чтобы убедить ее пойти под венец.
— Когда? — порывисто спросила она.
— Завтра.
Она заметила, что его взгляд задержался на побеге омелы (или на ее груди?), поднялся чуть выше, остановился на ее губах.
Розамонд затаила дыхание, сообразив, что вела себя неосторожно. Неужели Род вообразил, что ему позволено поцеловать ее?
Когда же он всего лишь коснулся губами кончиков ее пальцев, она ощутила нечто вроде разочарования.
«Клянусь, он делает это нарочно, — подумала она, — ласкает меня глазами, чтобы я думала о его грешных поцелуях! Ничего, в эту игру и двоим не грех сыграть!»
Розамонд медленно поднесла чашу ко рту, пригубила и, подняв ресницы, взглянула прямо в зеленые глаза. Кончик языка зазывно обвел губы. Упругие груди взволнованно вздымались. Удостоверившись, какое действие это произвело, она впилась глазами в его губы. Результат сказался незамедлительно: глаза Роджера загорелись неприкрытым желанием. Но в то мгновение, как он опустил голову, пытаясь поцеловать ее, она вскочила:
— О, если мы выезжаем на рассвете, нужно собираться! Доброй ночи, господин.
Род сжал кулаки и тихо выругался, глядя вслед строптивой невесте. Он недооценил Розамонд: она умна и сообразительна.
Покачав головой, рыцарь неожиданно рассмеялся. Что ж, по крайней мере Розамонд не осталась равнодушной к его вниманию!
Розамонд надела самое теплое платье из тех, что привезла с собой, и закуталась в плащ изумрудного бархата с отделкой из куньего меха. С собой она почти не взяла нарядов, рассудив, что лучше захватить побольше постельного белья.
Род подсадил ее в седло, и она с улыбкой вспомнила понимающие взгляды Нэн, когда та узнала, что остается дома. Все уверения Розамонд, что это делается ради ее спокойствия, ничуть не подействовали на служанку.
— Я знаю, что вы задумали, — твердила она, — но помните: вы невинны, а он на пять лет старше и жил при развратном королевском дворе в Гаскони! Вы в его руках как идущий на заклание ягненочек.
— Но это Гасконь, а не Гоморра, Нэн, — возразила Розамонд.
— Судя по тому, что я слышала, разницы никакой, — фыркнула служанка.
— Нэн, ты себе противоречишь! То вместе со всей Англией ожидаешь, что я выйду за де Лейберна, то возражаешь, когда я остаюсь с ним наедине! Пойми же, несмотря на то что я нахожу сэра Роджера привлекательным и мои чувства к нему изменились, я не собираюсь падать в его ладони подобно спелой сливе, — с улыбкой заверила ее Розамонд. — Может, он человек опытный. Но думаю, на этот раз нашел достойного противника.
Выезжая со двора, она услышала переливчатый звон серебряных колокольчиков, которые де Лейберн прикрепил к сбруе Нимбуса, и растроганно улыбнулась. Еще один милый сюрприз!
Он уделяет такое внимание мелочам, а для женщины это много значит.
Она тут же подумала, что он слишком уж хорошо знает, как угодить женщине, и спросила себя, действительно ли это ее трогает.
