Барбара Картленд - Магия любви
Еще более, чем ласковый тон мадам Буассе, Мелиту удивил стакан мадеры, стоявший на полированном деревянном столике у софы. Другой стакан, очевидно, предназначенный ей, был поставлен напротив стула с высокой жесткой спинкой, на котором она сидела в предыдущий вечер.
Мелита не любила мадеру, но отказаться было невозможно.
Мадам Буассе уже приготовилась расположиться на тахте, когда в комнату вошла Эжени.
— Ужин по… — Вдруг, слегка вскрикнув, Эжени указала пальцем в противоположный конец гостиной. — Змея, мадам! Змея!
Мадам Буассе быстро обернулась.
— Где? Где? Прогони ее, Эжени!
Взгляд ее был устремлен в тот угол комнаты, куда показывала Эжени.
В это время служанка прошла мимо полированного столика, и, вновь поразившись, Мелита заметила, что она поменяла стаканы. Это было сделано так молниеносно, что Мелита не сразу поняла, что теперь перед ней стоит мадера мадам, а на столике у софы — стакан, приготовленный для нее.
— Но я не вижу никакой змеи! — воскликнула мадам.
— Она там, мадам. Я ее видеть, — настаивала Эжени. — Но вы не беспокойтесь, утром люди ее убивать.
— Они приводят меня в ужас! — передернула плечами мадам Буассе.
Она обернулась, готовая занять свое место на софе.
— Думаю, мадемуазель, вам уже говорили, что на Мартинике есть очень ядовитые змеи, а укус фер-де-лянс смертелен…
— Ужин подан, мадам, — прервала ее Эжени.
— Будет жаль, если первое блюдо остынет, — сказала мадам. — Выпейте вашу мадеру, мадемуазель, и мы перейдем за стол.
Она допила стоявшее перед ней вино, а Мелита заставила себя проглотить содержимое своего стакана, прежде чем последовать за шелестящими юбками мадам.
За ужином она с трудом могла поверить, что это та же особа, что была так груба с ней и несговорчива с первой минуты приезда. Мадам непринужденно говорила об острове, об отце Мелиты и его выдающихся заслугах на дипломатическом поприще. В разговоре она коснулась судьбы императрицы Жозефины и описала ее дом в Труале.
— Моя тетка хорошо знала эту семью, — сказала мадам, — и, насколько я поняла, Жозефина с детства пользовалась дурной славой за непомерное кокетство и распущенность.
— Однако она сделала выдающуюся карьеру, — заметила Мелита.
— Наполеон был всего лишь корсиканцем, хотя ему и везло в военных делах, — напомнила мадам.
В ее тоне прозвучал вековой снобизм родовитой француженки, привыкшей говорить о корсиканцах как о людях второго сорта. Мелита подумала, что высокомерие мадам весьма позабавило бы ее отца.
— Когда Жозефине было десять лет, гадалка, в чьих жилах текла кровь карибских индейцев, предсказала, что она станет королевой Франции, — поведала мадам Буассе.
— Вы верите гадалкам, мадам? — спросила Мелита.
— Иногда, — задумчиво ответила та, — но многие из них всего лишь лгуньи и шарлатанки.
— Но они верно предсказали судьбу императрицы Жозефины!
— Однажды гадалка сказала мне… — начала было мадам, но запнулась.
Мелита ждала продолжения.
— Но это не имеет значения, — закончила мадам после затянувшейся паузы. — Это не сбылось — до сих пор!
Мелите было крайне любопытно, что мадам Буассе узнала о будущем, но она не отважилась задавать вопросы. Вскоре ужин — более непринужденный, чем в присутствии графа, — закончился. Когда они перешли в гостиную, Мелита поклонилась.
— Благодарю вас, мадам. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, мадемуазель. Мы славно поболтали.
— Прекрасно, мадам, — ответила Мелита, но по дороге в свою комнату продолжала удивляться, почему мадам так изменилась.
Что произошло? Она вряд ли испытала большое удовольствие от сегодняшнего поведения Мелиты, когда та откровенно ослушалась ее приказания и пошла к Роз-Мари,
Несомненно, ее привело в ярость и то, что граф встал на сторону рабов, более того, наградил их дополнительной порцией еды и дал обещание впредь никого не наказывать.
Поднимаясь по ступенькам, Мелита подумала, что смириться с таким унижением было бы совсем не в характере мадам Буассе. И хотя девушка старалась гнать от себя эту мысль, ласковое обращение мадам показалось ей зловещим. Мадам с самого начала хотела удалить ее из дома и отослать обратно в Англию, и разве можно было найти для этого лучший предлог, чем невыполнение ее распоряжений? И тем не менее мадам Буассе была сама любезность.
«Это совершенно невероятно! Мне ни за что не понять, в чем тут дело!» — рассуждала Мелита. Она мечтала, чтобы скорее вернулся граф, тогда она сможет рассказать ему о происшедшем и попросить объяснения.
В этот момент он, должно быть, добрался до Сен-Пьера и, возможно, уже зашел в банк. При этой мысли она снова начала молиться, как перед ужином, когда просила Бога, чтобы все прошло нормально.
Граф и его семья хорошо известны в здешних местах, но достаточно ли этого для получения кредита? В любом случае не стоит брать слишком большую сумму — она может оказаться все равно что петля на шее.
Поначалу им придется довольствоваться малым, и хотя Мелита ничего не понимала в сельском хозяйстве, посевы, которые она видела по дороге в Весонн-де-Арбр, показались ей здоровыми и сулящими хороший урожай. Вырученных денег будет достаточно, чтобы как-то пережить зиму. В одном она была совершенно уверена: как бы скудно им ни жилось, они не станут лишать рабов необходимого пропитания.
Поднявшись наверх, Мелита заглянула в классную комнату, чтобы убрать игрушки и сложить ноты, оставшиеся на фортепиано. Потом заглянула в комнату. Роз-Мари и убедилась, что девочка крепко спит. Мелита поправила простыни, которые Роз-Мари сбросила, засыпая, — тогда в комнате еще было очень жарко. Теперь воздух стал намного свежее, и Мелита, подумав, укрыла ее одеялом.
Мелита полюбовалась спящей девочкой, а потом перевела взгляд на портрет ее матери, висевший в изголовье. Они были очень похожи, дочь, несомненно, унаследовала черты графини. И голос, слышанный ею накануне из уст Леонор, мог принадлежать Роз-Мари!
Но эта мысль повлекла за собой столько вопросов без ответов, что Мелита тотчас отвернулась и ушла в свою комнату.
Она зажгла стоявшие у постели свечи и, внезапно пораженная, замерла. На столике в противоположном конце комнаты стояла кукла!
Это была одна из украшенных листьями кукол Филиппа, и сначала Мелита подумала, что он принес ее сюда, чтобы на следующий день она передала ее Роз-Мари. Но, подойдя ближе, она заметила в ее одежде что-то знакомое. И тут девушка поняла, что всего несколько минут назад смотрела на портрет женщины, которую изображала кукла.
Это была Сесиль — вне всякого сомнения!
Белый лепесток лица обрамляли шоколадные завитки волос; обнажавшее плечи платье с белым воротником выглядело точно так же, как его изобразил художник. Пышные юбки были выполнены из листьев какого-то особого дерева и являли собой точную копию серебристого шелка, который носила Сесиль.
