Елена Арсеньева - Любовные чары

– Вы не должны были это видеть, – сказал Хьюго тихо, и Марина подалась вперед, чтобы расслышать. – Я хотел встретиться с вами иначе, прекрасная леди.

– Ты хотел встретиться со мной? – переспросила она, почти робея под его пристальным взором. – Зачем?

Он отвел взгляд от ее глаз и посмотрел на губы. И они вдруг пересохли, Марина лихорадочно облизнула их. Хьюго повторил движение, а потом посмотрел на грудь, и Марина ощутила, как приподнялись ее соски.

– Мне пора идти, – пробормотала она.

– Кажется, вы хотели покататься верхом? – спросил Хьюго, и у Марины перехватило горло от рассчитанной двусмысленности его слов. – Только прикажите, и я покажу вам лучшего коня на свете, – вкрадчиво шепнул он, делая шаг вперед.

Марина покачнулась… И вдруг лицо Хьюго изменилось, застыло, сделалось равнодушным. Сквозь гул крови в ушах Марина различила топот копыт.

– А вот и леди Джессика возвращается, – произнес Хьюго.

Марина со всех ног кинулась в боковую аллею, понимая, что не вынесет сейчас встречи с Джессикой, ее приветливых вопросов, ее проницательного взгляда.

Быстрый бег утомил ее, но вернул способность думать. Она криво усмехнулась, вспомнив бесстыдную сцену, свидетельницей которой стала. Да, Хьюго красив, понятно, что женщины липнут к нему. А какова Агнесс! При мысли о ней у Марины даже руки затряслись. Тварь! Что она посмела наговорить!

Марина криво усмехнулась, уставившись на куст можжевельника, усыпанный темно-синими шишечками.

Агнесс… Что проку корить горничную, если Марина ничем не лучше ее?

Снова брауни. И не только

Понадобилось некоторое усилие, чтобы Марина подавила искушение завести роман с конюхом своего тайного супруга. Да, ее томило естество… но она была брезглива. Чертова Агнесс опять перешла дорогу, и если ее ненависть к Марине так и била ключом, то можно было не сомневаться: Марина ненавидит ее не менее страстно. Очевидно, чуя беду, а может быть, наученная любовником, Агнесс старалась не попадаться ей на глаза, но разошедшегося сердца Марине было уже не унять. «Вот же дрянь! – думала она, стискивая зубы. – Настоящая ведьма!»

Ей до смерти хотелось хоть как-то навредить Агнесс. Открыть глаза Десмонду, что он делит любовницу с конюхом? Однако не придешь же и не скажешь: так, мол, и так. А он спросит: твоя-то какая забота? И что ответить?

Нажаловаться кому-нибудь на Агнесс? Джессика смотрит сквозь пальцы на макколовские шашни с дворней, у Джаспера у самого рыльце в пушку, Урсула… У Марины язык бы не повернулся оскорбить целомудрие безумной старой девы. Оставался только Сименс… и слово «ведьма», которое все чаще приходило Марине на ум по отношению к Агнесс, в конце концов навело ее кое на какие мысли.

Сименс был весьма занят: он исполнял обязанности не только камердинера, но и дворецкого. Бодрствовал с рассвета, когда служанки только начинали уборку, до позднего вечера, когда, погасив свечу у изголовья мистера Джаспера, отправлялся в последний обход замка.

Но как-то раз после позднего ужина Марина подстерегла Сименса и с небрежным видом спросила, не знает ли он, где взять мак.

Тот если и удивился, то не подал виду.

– Вы желаете пирожки с маком или рулет, миледи? Может быть, коврижку?

– Нет-нет, – покачала головой Марина. – Мне нужны обыкновенные зерна.

Сименс насторожился.

– Осмелюсь спросить, вы обратились ко мне по совету мистера Джаспера?

Ну вот! Марина надеялась удивить Сименса, а удивилась сама.

– Мистера Джаспера? При чем здесь он? Я его уже который день не вижу. Нет, мне нужен мак для себя, и много – не меньше горшка.

Сименс пришлепнул губами, и Марина наконец-то увидела, что невозмутимость его дает трещину.

– Рад служить, миледи! Я пришлю девушку с тем, что вам угодно.

– Нет! – Марина изобразила испуг. – Прошу вас никому не говорить о моей просьбе! Иначе кто-нибудь непременно проболтается и мне не удастся поймать ее.

– Поймать? Кого? – не выдержал Сименс, и Марина выпалила:

– Ведьму!

Сименс мгновенно сделался похож на пойнтера, взявшего след.

– Ведьму? – Голос его стал высоким. – Миледи изволит шутить?

– Хороши шутки! – приняла Марина оскорбленный вид, старательно припоминая все, что слышала от Глэдис. – Я видела отвратительную жабу, которая скакала со ступеньки на ступеньку. Потом появился огромный кот… О нет, не Макбет! Черный, величиной с доброго теленка, дышащий злобой, куцеухий, плосконосый, острозубый, со сверкающими глазами. Жаба вскочила на него верхом – и они исчезли в лунном луче.

Глаза Сименса блеснули.

– А решето вы видели?

Марина кивнула. Ей непонятно было, при чем здесь решето, но она решила, что лишние подробности не повредят. Врать – так уж врать.

– Ведьма просеяла лунный свет, – алчно выдохнул Сименс. – Вот почему вдруг испортилась погода! Хо-ро-шо…

Марина и не подозревала, что Сименс так легко клюнет. Теперь он начнет ходить ночью по замку в поисках жабы и кота, рано или поздно наткнется на Агнесс, которая чуть ли не голышом бежит к Десмонду. Можно не сомневаться, суровый пуританин не постесняется испортить восторги любовникам. Может, и вовсе выживет распутницу из замка!

– Хорошо… – повторил Сименс. – Однако зачем все-таки миледи нужен мак?

– Есть много способов заставить ведьму проявить себя. Например, если рассыпать мак на том пути, где должна пройти ведьма в зверином обличье, она непременно оставит свой человечий след. Остается сличить его с обувью всех, кто здесь живет, и выявить злодейку.

Сименс, так и евший Марину глазами, резко обернулся. У нее мурашки побежали по спине – дверь, которую она сама закрывала, была приотворена!

– Значит, они снова взялись за свое… – прошептал Сименс, не сводя с двери напряженного взора. – Последний раз это было двенадцать лет назад… Но теперь я положу этому конец! – Он заботливо взглянул на Марину: – Будьте осторожны, миледи. Покрепче запирайте на ночь свою дверь. А остальное предоставьте мне!

Дворецкий поклонился и ушел.

Наверное, оттого, что говорили на ночь про страшное, Марине приснился кошмар. Виделось ей, будто она пошла купаться. Tепло, и солнце светит, золотистая черепица на крыше замка играет огнем и слепит глаза. Марина осторожно заходит в тихую воду озера… Что такое? Это вовсе не озеро, а речка Басурманка, та самая, что пробегала по бахметевским землям и о которой шла дурная слава. Никто в здравом уме не полез бы в Басурманку, купаться ходили на пруд, лежащий в версте. Марина ринулась к берегу… и вдруг кто-то ледяными пальцами схватил ее за руку.

«Значит, они снова взялись за свое! Будьте осторожны!»