Елена Арсеньева - Любовные чары
Марине чудилось, будто все поглядывают на нее с особенным выражением. В первую очередь – Агнесс. Уж смуглая красавица, конечно, знала толк в таких вещах, как нечаянная беременность!
И вот как-то раз, увидав Джессику, которая ехала куда-то на лошади, Марина поняла, что ей нужно: хорошая скачка! Озадачивало одно: хоть в ее бессчетном гардеробе и было платье для верховой езды, называемое амазонкой, Марина не умела ездить в дамском седле. Только верхом, по-мужски. Даже смотреть было страшно, как Джессика сидит: боком, неудобно изогнувшись. И все же, с помощью Глэдис, которая теперь так старательно держала язык за зубами, что и двух слов от нее было не добиться, облачилась в синюю бархатную амазонку. Платье путалось в ногах, цеплялось за ступеньки – сзади оно было длиннее на целый аршин. Марина изрядно намучилась, пока управилась с этим хвостом, догадавшись наконец просунуть руку в нарочно для того пришитую петельку. А уж сколько пыли на себя нацепляла – и не описать!
Наконец хвост был укрощен, и Марина решительно зашагала к конюшне. Следовало бы послать туда слугу, но все куда-то разбежались. «Конечно, хозяина нет, Джессики тоже, Джаспер болен, Сименс при нем, Урсула не в счет… А каково бы они забегали, узнав, что в замке сейчас их хозяйка, миледи Марион Маккол! Да уж, понакланялись бы мне! А где, интересно, в Англии дерут повинных слуг? Может быть, на конюшне, как и у нас ведется?»
Марина была так увлечена своими размышлениями, что картина, которую узрела она, лишь заглянув в конюшню, сначала показалась ей картиной порки. Она увидела женщину, стоявшую с наброшенными на голову юбками, а над ней склонился мужчина, занося руку, словно для увесистого удара. Но вместо того, чтобы ударить, он сильно дернул женщину к себе, отчего она громко вскрикнула, а потом быстро-быстро задвигался, все плотнее вжимаясь в нее. Марина остолбенела, поняв, что видит не порку, а грубое любодейство. После нескольких стремительных движений он захрипел и навалился на женщину. Та рухнула плашмя и замерла, придавленная его тяжестью. Он тоже был недвижим.
– Ужас какой… – пробормотала она. И в тишине конюшни ее негромкий голос зазвучал неожиданно громко.
Любовники подскочили, словно их огрели плетью. Мужчина обернулся и с ухмылкой глянул на Марину. Похоже было, он ничуть не смущен, а наоборот – наслаждается происходящим. Марина вскрикнула и выскочила за дверь, сопровождаемая его негромким хохотком. Припав спиной к стенке, она отчаянно цеплялась за камни, чувствуя, что сейчас рухнет в обморок, на потеху незнакомцу с ошеломляюще красивым лицом и нагловатой улыбкой. Вдруг представилось: она лишается сознания тут, под стеной, а он… выходит из конюшни, хватает безвольное тело, задирает юбки на голову и…
Дверь конюшни резко распахнулась, и Марина, взвизгнув, отпрянула, выставив ладони, готовая обороняться, готовая…
– Миледи! О, простите меня, миледи! Я не хотела! Клянусь богом, больше никогда, никогда…
Залитое слезами, зажмуренное, пунцовое лицо оказалось перед ней, чьи-то руки вцепились в руки Марины. И тут она увидела знакомые черные волосы.
– Агнесс?!
Услышав свое имя, растрепанная смуглянка открыла глаза и воззрилась на ту, кого хватала за руки. Пальцы ее разжались так резко, словно она обожглась:
– Так это вы?! – Агнесс с явным облегчением перевела дух. – А я-то думала, пришла леди… Урсула. – Она махнула рукой и вновь направилась в конюшню.
У Марины просто-таки дух занялся от такой наглости.
– Нет, погоди! Куда ты собралась? Продолжать? А ну, пошла в дом! И если ты думаешь, что я никому не скажу о том, что видела…
Агнесс стремительно обернулась.
– Кому же вы скажете, мисс? – прошипела она, приближая свое лицо к Марининому и обдавая ее горячим дыханием. – Леди Урсуле? Леди Джессике? Или, быть может, милорду? – Она злорадно хихикнула, увидев, как отпрянула Марина. – Ну вот, я так и знала! Я с первого взгляда поняла, что вы и он…
– Да ты сдурела! – возмущенно выкрикнула Марина. – Ты только что… с этим кобелем, а теперь меня чернишь? С больной головы на здоровую?!
– Ого, какие слова! – усмехнулась Агнесс. – Держу пари, что ни леди Урсула, ни леди Джессика таких и слыхом не слыхали! Не зря говорят, что у вас там, в России, все вперемежку валяются: слуги, господа, кобели…
Бац! Голова Агнесс нелепо мотнулась, а у Марины заломило ладонь. Она даже не сразу поняла, что произошло, и, только увидев на щеке Агнесс заалевший отпечаток, поняла, что влепила ей пощечину. Но она должна, должна была как-то остановить поток ненависти, изливающейся из глаз, из уст Агнесс!
А та дико взвизгнула и ринулась было на Марину, да ее перехватил выскочивший из конюшни мужчина. Рванул к себе, прижал, не давая шевельнуться.
– Замолчи, дура! А ну, тихо! – прикрикнул он.
Но Агнесс не унималась и рвалась так, что мужчина едва справлялся с ней, выкрикивая:
– А может быть, ты ревнуешь? Пришла сюда за тем же самым?
– Опомнись! Рехнулась? – прорычал мужчина, тряся ее что было сил. – Успокойся! Какой дьявол тебя разбирает?! Стоит узнать Сименсу, сама знаешь, что начнется!
Но Агнесс словно не слышала его.
– Не старайся! Хьюго тебя не захочет! Он не любит бесцветных. Ему нравятся яркие женщины!
Бац! Новый хлесткий звук пощечины! Но удар был хорош: глаза Агнесс блуждали, грудь резко вздымалась, рот широко открывался, словно у рыбы, вытащенной из воды.
– Бога ради, простите ее, леди, – негромко сказал мужчина. – Она обезумела!
Голос его подействовал на Марину, как выстрел.
– Нет! – истерически вскрикнула она, отскакивая. – Не приближайтесь ко мне!
Против воли ее взгляд устремился на его бедра, и Марина с облегчением перевела дух, увидав, что штаны застегнуты. Он проследил ее взгляд и сказал:
– Успокойтесь, леди. Я не причиню вам вреда.
Марина воззрилась на мужчину, понемногу приходя в себя и удивляясь непринужденности, с которой говорил с ней конюх. Либо «кузину» лорда никто из слуг ни во что не ставит, либо… либо Хьюго знает о том, какое впечатление производит на женщин. Да уж… его миндалевидные темные глаза, неожиданные при почти белых густых волосах, поражали. И какие длинные, густые ресницы! Черты его лица были четки и красивы, а резко изломанные брови придавали лицу дерзкое, властное выражение.
– Вы не должны были это видеть, – сказал Хьюго тихо, и Марина подалась вперед, чтобы расслышать. – Я хотел встретиться с вами иначе, прекрасная леди.
– Ты хотел встретиться со мной? – переспросила она, почти робея под его пристальным взором. – Зачем?
Он отвел взгляд от ее глаз и посмотрел на губы. И они вдруг пересохли, Марина лихорадочно облизнула их. Хьюго повторил движение, а потом посмотрел на грудь, и Марина ощутила, как приподнялись ее соски.