Шерон Пейдж - Вовлеченные в грех
Он ласкал ее все настойчивее, интимнее, дразнил языком и ждал ее стонов. Но она не издавала ни единого звука. Ни возгласов о пощаде, ни криков безумного возбуждения — настоящих или притворных. Девон был полон решимости доставить ей удовольствие. Поэтому не прекращал своих ласк.
Что-то странное творилось с Энн.
Как только губы герцога коснулись ее плоти, она напряглась, как это происходило обычно. Она была готова порадовать его, симулируя наслаждение, стараясь вести себя очень убедительно. Но на этот раз дразнящие движения его языка, умелые ласки были… не слишком настойчивыми. Ей было… хорошо.
Энн совершенно расслабилась, погрузившись в божественный запах его камзола. Все ее тело было гибким, легким, томным, у нее было такое ощущение, что она плывет над полем, лежа на солнечных лучах.
«Ты нужна мне сейчас». Энн не могла говорить. Не могла издавать хоть какие-то звуки. Она могла думать только о его словах. Казалось, что внутри у нее что-то туго накручивается, как часовой механизм, заведенный до упора. Она выгнула бедра и двигалась навстречу движениям его языка. В поисках… чего-то.
Руки Энн судорожно царапали землю, вырывая пучки травы, она поджала пальцы ног и, закрыв глаза, чувствовала, как все тело обретает жесткость. Где-то глубоко что-то… взорвалось внутри ее. Она рассыпалась на части. Ее захлестнула волна безудержного, яркого восторга, и Энн испугалась, что у нее остановится сердце…
Перед закрытыми глазами засверкали звезды. На нее обрушилась волна эмоций, каких она прежде не знала. Это было как удар молнии, как откровение. Тело Энн дрожало от наслаждения, граничившего с болью, она распахнула глаза. Ее охватила такая буря желания, что все на свете потеряло смысл. Мозг просто отказывался думать. Она взлетала все выше и выше, куда-то в неведомое, ей казалось, будто она парит и кружится на волнах летнего бриза. У нее бешено колотилось сердце, от удивления пропал голос. Энн не могла произнести ни единого звука.
С изумлением Энн вспомнила, как когда-то другие женщины в борделе шептались об этом. Об ускользающем удовольствии, которое женщины иногда испытывают. Они говорили, что это происходит редко, а потому является очень ценным. Как сокровище, которое изумляет сильнее бриллианта.
Энн могла понять почему. Как во сне сквозь полузакрытые глаза она увидела, что герцог опустился на нее. Его возбужденная плоть уперлась в тело Энн, и ему не пришлось помогать себе руками. Напряженно выступающая мужская плоть легко проникла в истекающее влагой тело Энн. Внутренние мышцы ее тела плотно обхватили плоть герцога, стараясь вобрать ее еще глубже.
Герцог прижался к ее губам, и Энн познала на его губах вкус собственного тела. Соленый, земной, зрелый. Она прильнула к нему, крепко прижалась всем телом и обняла, рыдая от наслаждения, потрясения и изумления. Откуда ей было, знать, что пульсация внутри ее тела будет длиться так долго? И оставит ее совершенно обессиленной? Что она сделает ее настолько чувствительной, что после нескольких медленных движений плоти герцога она вновь испытает восторг?
Один отчаянный вздох — это все, что удалось произнести Энн. Ее руки соскользнули с шеи герцога, и она откинулась назад.
Внезапно герцог пробурчал что-то низким и хриплым голосом и, закрыв глаза, стал двигаться, стараясь погрузиться в ее тело как можно глубже. Он неистово отдавался ритму любви и вдруг с сотрясающим все тело глубоким вздохом бессильно повалился поверх нее.
Энн удерживала его, пока он переживал свой экстаз, который, похоже, оставил его совершенно без сил и лишил способности двигаться.
— О Боже, ангел мой, — простонал герцог и лег рядом с ней. Его тело было таким же опустошенным и безвольным, как и ее собственное. Она была слишком слаба, чтобы придвинуться к нему, поэтому просто лежала на спине, разгоряченная и удовлетворенная, раскрепощенная и податливая, как сонный котенок, свернувшийся на солнышке.
Энн уже с трудом помнила, что сердилась на герцога, и была уверена, что он усвоил урок. Он больше никогда не станет подвергать себя такому риску.
Герцог приподнялся на локте, повиснув над Энн:
— Тебе не понравилось это, да, любовь моя? Ты была такой тихой.
О Боже, да она никогда прежде не знала такого удовольствия. Раньше она никогда не испытывала оргазма. Он подарил ей самый первый.
— Это было самое замечательное… — Энн резко замолчала. Конечно, Марч решил, что ей не понравилось. Обычно она громко кричала, притворяясь, будто испытывает оргазм. Когда она испытала его на самом деле, то не смогла произнести ни звука. Если она попытается объяснить, то он узнает, что она все время разыгрывала перед ним спектакль и кричала ради него. Энн отчаянно соображала, что сказать. — Я боялась, что нас кто-нибудь услышит, — придумала она объяснение, которое не рассердит его и не сделает больно.
— В отличие от того, когда мы находились в доме, наполненном прислугой? Ты, наверное, устала, сопровождая меня весь день и потакая моим желаниям. Как только мы вернемся домой, твои обязанности на сегодня выполнены, ангел мой. — Герцог проворно вскочил на ноги и начал одеваться.
Энн была уверена, что он передумает, но герцог сдержал слово и на остаток вечера оставил ее одну. Он сидел в своем кабинете за запертой дверью. В полночь Энн постучала и позвала его, но он просто отправил ее спать.
Ее разбудил крик.
Энн подскочила в кровати. Наверное, это герцог, очередной ночной кошмар. Придерживая халат, она поспешила вниз. Когда Энн прибежала к кабинету, Тредуэлл вместе с Беккетом, державшим свечу, пытался открыть дверь.
— А если он снова выберется на улицу? — прошептал Беккет. — Убежит в лес? Прошлый раз он сбежал, упал в реку и едва не утонул.
— Он не сбежит, — фыркнул. Тредуэлл. — Но если мы не попадем в кабинет, он может пораниться.
Словно нарочно, в кабинете что-то разбилось. Из-за двери доносились крики. Энн ничего не могла разобрать, но они звучали властно, как приказы во время катастрофы.
— Если мы войдем туда сейчас, когда его светлость в таком состоянии, — Беккет выдвинул свечу вперед, едва не подпалив волосы Тредуэллу, — он может поранить одного из нас. Последний раз он бросился на вас с ножом.
— Его светлость принял меня за француза. Я подошел к нему сзади без предупреждения.
— Он сошел с ума, — пробормотал Беккет. — Как он может думать, что находится на поле боя, если только не потерял разум?
Дрожащие пальцы Тредуэлла выпустили ключ.
— Позвольте мне, — взялась за ключ Энн.
— Нет, мисс… — начал Тредуэлл, но Энн повернула ключ и распахнула дверь. Она выхватила свечу у Беккета и вбежала в кабинет.
— Ваша светлость, — позвала она решительным голосом, хотя сама такой решительности не чувствовала. Да где же он? Пламени свечи оказалось недостаточно, чтобы осветить совершенно темную комнату. Горящая свеча скорее ослепляла Энн, чем помогала. Энн вытянула руку со свечой вперед.
Свет свечи упал на пол, и от увиденного у Энн сжалось сердце. На ковре был герцог. Он полз в сторону окон, выкрикивал приказы и распоряжения людям, которые здесь отсутствовали. «Эти люди, — с тошнотворным ужасом поняла Энн, — теперь, похоже, мертвы».
Удерживая свечу в руке, Энн бросилась к герцогу, склонилась над ним и сжала его плечо. Марч вздрогнул. Неужели он ударит ее?
— Ваша светлость, — потрясла его за плечо Энн, — очнитесь. Вам снится сон. Вы находитесь в своем кабинете, в Англии. Вы в абсолютной безопасности! Никто в вас не стреляет.
— Пригнись, — прорычал герцог. — Иначе не сносить тебе головы.
— Это Энн, ваша светлость.
— Боже мой, он же еще мальчишка. И собирается выстрелить… — Герцог схватил Энн за запястье и потянул вниз.
В свете свечи Энн успела заметить, что глаза герцога наполнены дикой яростью. Подобный взгляд она видела у людей в трущобах, это был взгляд человека, который на своем пути убьет любого. Герцог толкнул ее на ковер и завис над ней, словно закрывая от опасности. Энн поставила подсвечник на пол и отодвинула его подальше.
— Ваша светлость, — твердо сказала она, чувствуя, что он прижал ее к полу, — все в порядке. Это всего лишь сон. Это я, Энн…
О Господи. Она назвала свое настоящее имя. И сделала это дважды. Энн мысленно помолилась, чтобы в этом состоянии герцог не заметил этой оговорки.
— Ваша светлость, очнитесь. Это я, Сэриз. Вам снится кошмар. Пожалуйста, ваша светлость, — еще сильнее потрясла его Энн.
Но это не возымело никакого результата. У него по-прежнему был потерянный вид. Может, обнять его, если встряска за плечи не помогает? Или поцеловать?
Энн отчаянно прижалась губами к его губам. Он может ударить ее или напасть, но ей надо до него достучаться. Она должна испробовать все. Энн целовала его медленно, чувственно лаская его рот.
