Шерон Пейдж - Вовлеченные в грех
— Еще? — вздернула голову Энн. — Чего же именно?
— Я хочу пустить лошадь галопом.
— Нет, — вырвалось у Энн. Она нечаянно дернула поводья Анжелики, и лошадь тихо заржала от возмущения.
— Ангел мой, — герцог уже не улыбался, — мне надо пустить лошадь галопом.
— Я не могу этого допустить. Как на такой скорости я буду давать вам указания и направлять вас? А если вы упадете? Если сломаете шею?
— Наверное, я просто не боюсь этого.
— Что, скажите на милость, все это значит?
— Я пережил Ватерлоо не потому, что проявил недюжинное упрямство, чтобы не умереть. Или оказался слишком труслив. Я выжил, потому что выживание во время сражения зависит от чистого везения, в тот день удача была на моей стороне. Для тысяч других — нет. Может, я хочу испытать свою удачу.
— Испытать удачу? Нет! Ради всего святого, вы выжили! Вы хоть представляете, насколько ценно то, что человек выжил? Почему же вы пытаетесь убить себя теперь?
— Посередине этого луга все еще стоит старый дуб? — с улыбкой на губах привстал в седле герцог. — Есть что-нибудь между мной и этим деревом?
— Только я…
— Тогда давай наперегонки, ангел мой. Тот, кто первым домчится до дерева, победил. Ты можешь взять себе фору.
— Я не собираюсь состязаться с вами, ваша светлость. Я…
Энн не успела закончить возмущенную фразу, как герцог пришпорил свою лошадь. Жеребец рванул вперед, обогнул Энн и галопом помчался прямо к дереву. Энн не стала для него преградой. Должно быть, герцог воспользовался звуком ее голоса, чтобы определить ее местоположение и объехать.
Теперь он стремительно несся к дубу. Герцог действительно хотел загубить собственную жизнь ради гордости.
Энн повернула Анжелику и пустила ее галопом в погоню за герцогом.
— Вы можете упасть! Прекратите это!
Слышит ли он ее? Наверняка в ушах у него свистит ветер. Похоже, он был настолько полон решимости достичь этого чертова дерева первым, что не обращал внимания ни на что другое. Ее он точно не слушался.
Его бобровая шапка свалилась с головы и упала на землю. Он наклонился вперед, прижимаясь к вытянутой шее лошади, сзади развевались его угольно-черные волосы. Он приподнял в седле упругие ягодицы, а напряженные мышцы бедер бугрились под тканью брюк.
Что там за тропинка? На ней могло быть все, что угодно: камни, ямы, норы животных. Герцог мог попасть в беду, убиться.
Щелкнув поводьями, Энн поторопила свою лошадь. Но вместо того чтобы догонять, все больше отставала.
— Давай, давай, Анжелика. Мы должны остановить твоего хозяина, чтобы он не разбился!
Несмотря на то, что кобыла скакала на максимальной скорости и Энн вытянулась вдоль ее шеи, она понимала, что у Анжелики слишком короткий шаг. Внезапно Энн осенило. Ведь она может крикнуть, что он уже домчался до этого проклятого дерева. Надо заставить его думать, будто он победил, и он остановится.
Энн набрала в легкие побольше воздуха.
— Ваша светлость, вы проехали дуб! Вы победили! Гонка закончена! Остановитесь! Впереди высокая изгородь! — солгала Энн, чтобы заставить его действовать поскорее.
Герцог мгновенно натянул поводья, как только слова Энн сорвались с ее губ. Ее крик и громкий стук копыт лошади, должно быть, вспугнули куропатку. Птица взлетела из травы, шумно хлопая крыльями, прямо перед жеребцом герцога. Лошадь встала на дыбы.
Герцог резко выпрямился в седле, натянув поводья и пытаясь взять ситуацию под контроль. Энн видела, как он старался удержаться в седле, помогая себе крепкими мышцами бедер, напрягая широкие мышцы спины.
Лошадь опустилась, ударив копытами о землю так, что под Энн вздрогнуло поле. Потом черный мерин вдруг наклонил голову, как будто испытывал угрызения совести по поводу собственной паники, и поводья выскользнули из рук герцога. Он стал судорожно хвататься за воздух, очевидно, ожидая, что перед ним должна быть шея лошади, и полетел вниз головой через плечо лошади.
Его тело глухо ударилось о землю и затихло.
— О Господи! — только и смогла промолвить Энн. Задыхаясь, она вновь пришпорила Анжелику и, не доехав примерно ярда, так поспешно спрыгнула с лошади, что упала на колени, но тут же вскочила и помчалась к герцогу. — Ваша светлость!
Он по-прежнему лежал без движения с закрытыми глазами. Длинные ноги раскинулись в стороны, руки безвольно лежали по бокам. Он был явно без сознания. Энн опустилась рядом с ним на колени. Она знала, как проверить пульс. Затаив дыхание, она сняла перчатки и прижала кончики пальцев к шее герцога. Ей пришлось немного подвигать пальцы, прежде чем она услышала мягкие удары сердца. Она испытала такое облегчение, что едва не упала на герцога.
— Очнитесь, — потрясла она его за плечи. — Очнитесь, пожалуйста.
Энн боялась причинить ему боль, но при этом ей хотелось, чтобы он пришел в себя. Как можно быть таким безразличным к собственной жизни?..
— Боже… — Герцог открыл глаза. — Ах да, я ж не вижу. Сэриз, это ты? Где я?
— Вы на поле, — учащенно дыша, ответила Энн. — Там, где вы упали с лошади. Я думала… Я думала, вы разбились.
— Нет, ангел мой, — усмехнулся герцог, — я все еще живой. Немного расшибся, а в остальном — хоть бы что. Должен признать, что полет в воздухе в черноту оказался интересным.
Интересным. Энн пришлось схватить себя за правое запястье, чтобы не толкнуть герцога в грудь.
— Я рада, что вы развлеклись, — буркнула она. — Я испугалась, что вы мертвы. Возможно, для вас это было интересно, а для меня — ужасающе.
Энн попыталась подняться, но не успела встать на ноги, как герцог уцепился за ее бедро.
— Мне жаль, не уходи.
Ему жаль. Она так испугалась, что он сильно разбился, что она… потеряла его. Она была готова расплакаться, у нее до сих пор в глазах стояли слезы…
Герцог наклонил голову набок, принимая свой самый обаятельный вид.
— Мне бы хотелось заняться любовью с тобой прямо здесь, купаясь в солнечном свете, — тихо сказал он. — Мне кажется, когда ты такая сердитая, это добавит остроты. Ты все еще хочешь этого, Сэриз?
Хочет ли она? Ей хотелось как следует отшлепать его. Или заплакать. Или обнять и никогда не отпускать, никогда не разрешать ему снова садиться на лошадь.
Энн отчаянно пыталась цепляться за собственное раздражение, но оно таяло, как лед в жаркий день. И ее тело таяло и дрожало как в лихорадке, пока герцог поднес ее руку к губам и посасывал каждый палец по очереди.
— Перестаньте, — выдавила Энн. — Я сержусь на вас.
Герцог не обращал внимания на ее слова. Он потянул ее за руку, и Энн упала на него. Девон повернулся, и они оказались на траве лицом друг к другу. Их освещали золотые лучи солнца, а вокруг качались полевые цветы.
— Позволь мне сделать это для тебя. Позволь мне доставить тебе удовольствие. — Герцог целовал ее медленно, чувственно. Но даже горячие поцелуи, дразнившие ее рот, и лучи солнца, согревавшие их, не могли растопить ледяной страх, сковавший сердце Энн. Она понимала, что не должна уступать, ведь он не послушался ее, заставил пройти через муки ада.
Однако ей хотелось обнять его, хотелось самой крепко прижаться к нему и наслаждаться тем, что он жив.
— Хорошо, — прошептала она, — я хочу этого.
Глава 10
Сдернув с себя камзол и бросив его на землю, Девон почувствовал резкую боль в спине. Он повернул Сэриз на спину и уложил ее на камзол. При этом каждое его движение сопровождалось мучительной болью в мышцах, но это и неудивительно, он ведь едва не сломал себе шею. Девон снял жилет, сдернул шейный платок, снял через голову рубашку. Поскольку стащить сапоги было делом затруднительным, пришлось спустить штаны до колен.
Ему нужна Сэриз. Это слово пульсировало в нем с каждым ударом сердца, с каждым толчком крови, наполнявшей его плоть. Нужна. Нужна. Девон поклялся, что не будет использовать ее, чтобы избавляться от гнева или разочарования, но сейчас все было по-другому. Адреналин будоражил его кровь, потому что он остался живым.
Девон нащупал ее ноги и провел рукой до застежки на штанах, которые она у него позаимствовала.
— Расстегни их, любовь моя. Сними. — В его голосе не было нежности, не было обольщения. — Ты нужна мне сейчас.
Девон лизнул гладкую кожу ее живота. Потом просунул руки ей под ягодицы, приподнял ее и стал ласкать языком самое потаенное местечко ее тела. За последние несколько дней у него в спальне она разыграла перед ним эффектные спектакли, но Девон знал, что ее бурные оргазмы были фальшивыми.
Возможно, он больше не сможет ездить верхом на лошади и испытывать безудержную радость от сумасшедшей гонки по полям, но он может добиться победы и заставить Сэриз искренне кричать от восторга.
Он ласкал ее все настойчивее, интимнее, дразнил языком и ждал ее стонов. Но она не издавала ни единого звука. Ни возгласов о пощаде, ни криков безумного возбуждения — настоящих или притворных. Девон был полон решимости доставить ей удовольствие. Поэтому не прекращал своих ласк.
