Маргарет Джордж - Дневники Клеопатры. Книга 2. Царица поверженная
Ответом был резкий кивок и короткий жест, повелевающий очистить помещение. Хармиона, Ирас, Мардиан, Олимпий и Эпафродит вышли.
Мы с Октавианом остались лицом к лицу, на расстоянии руки.
Я постаралась изобразить улыбку, которая всегда служила хорошим подспорьем в переговорах, и подняла подбородок, словно чувствовала себя лучше, чем на самом деле. Я пыталась выбросить из головы свою ночную одежду, пот, грязь и нечесаные волосы. Забыть, чтобы и он не замечал их.
— Император, — заговорила я, — могу ли я попросить тебя вспомнить тот давний вечер, когда мы впервые встретились в доме Цезаря? Мы оба были ему дороги, и наша взаимная вражда опечалила бы его. В память о нем нам следует помириться.
— Я не испытываю к тебе вражды, — промолвил он, и в его холодном голосе я услышала нечто похуже, чем вражда.
— У тебя есть достаточно причин для вражды. Если ты говоришь правду, ты действительно подобен богам, как и сам Цезарь.
Он хмыкнул и скрестил руки, словно защищаясь.
— Но я прошу тебя принять во внимание то, как относился ко мне человек, которого ты любил и почитал более всех на свете, — продолжала я. — Прошу тебя прочитать эти письма, написанные его собственной рукой, и узнать что-то новое обо мне не от кого-то, а от самого Цезаря. Взглянуть на меня его глазами.
Я потянулась, взяла со стола шкатулку и вручила Октавиану. Я радовалась тому, что сберегла письма. Пусть они ходатайствуют за меня.
Октавиан открыл ларец, вынул наугад письмо и молча стал читать. Он читал быстро — слишком быстро.
— Какая польза мне сейчас от этих писем? — промолвила я так, будто обращалась к самому Цезарю. — Разве что они пригодятся молодому человеку, ставшему твоим продолжением.
— Очень интересно! — заявил Октавиан, закрыл шкатулку и снова поерзал с явным намерением встать.
Я должна срочно придумать что-то еще, чтобы задержать его.
— Мне жаль, что мои действия доставили неприятности Риму, — сказал я, — но мы не всегда свободны в своем выборе.
— С другой стороны, — тут же отозвался Октавиан, — мы всегда в ответе за свои поступки и за то, к чему побуждаем других, направляя их на стезю ошибок и даже измены.
Он имел в виду Антония. Он считал, что я сбила Антония с пути.
— Между Антонием и мной не было полного согласия, — сказала я и не покривила душой. — Порой он совершал действия, отвечать за которые приходилось мне. Я прекрасно осознавала, что Рим провозгласит врагом меня, а не Антония. Но не забудь, что я получила корону из рук Цезаря, и именно он объявил меня союзником римского народа. В мудрости своей он понимал, что я предана интересам моей страны и никогда не являлась врагом Рима.
Я сделала паузу. Слушает ли он меня?
— Как и ты, я стремилась наказать убийц Цезаря и не успокоилась, пока они не получили по заслугам.
— Да, — с удовлетворением ответил он, — они мертвы. Им пришлось заплатить за все.
— Мы с тобой, если вникнуть, не так далеки друг от друга в своих стремлениях.
— А каковы твои стремления? — напрямик спросил он.
— В том, чтобы сохранить на троне династию Птолемеев в качестве верных союзников Рима. А самой тихо дожить свои дни, если это необходимо, в почетной ссылке.
Октавиан ответил не сразу; видимо, подбирал в уме нужные слова.
— Для этого требуется постановление сената, — промолвил он, помолчав. — Ты должна знать, что у нас восстановлена республика. Однако могу заверить тебя, что буду отстаивать твои интересы.
— Полагаюсь на тебя, император, на твое великодушие и милосердие. Прошу тебя, путь мою корону наследуют мои дети!
Он вздохнул, словно досадуя на мою настойчивость.
— Я сделаю все, что от меня зависит. Конечно, династия, которая правила три столетия…
Конец фразы повис в воздухе, словно он дразнил меня.
— Когда я писала тебе и обещала в обмен на это сокровища, имелось в виду не только то, что находилось в мавзолее. Вот, здесь полная опись. — Я поднялась и вручила ему большой деревянный ларец. — Обрати внимание на дату на печати: опись составлена еще до твоего прибытия.
На его лице отразилась заинтересованность. Опись имущества воодушевила его больше, чем письма Цезаря. Он был реалистом, не слишком склонным к сантиментам.
— Хм…
Он завернул свиток. Его руки оказались на удивление мускулистыми. Вероятно, участие в походах пошло ему на пользу. Во всяком случае, он больше не кашлял.
— И это все, так?
— Да, все, что я имею. В обмен на жизнь моих детей и их право на египетский престол.
Он внимательно всмотрелся в документ, а потом неожиданно крикнул:
— Эй, Мардиан!
Мардиан, озадаченный и встревоженный, предстал перед ним.
— Да, император?
— Этот список, — Октавиан указал на свиток, — это полный список?
Мардиан бросил взгляд на меня, испрашивая указаний. Октавиан пристально следил за выражением моего лица, желая быть уверенным, что я не подам условного знака. Мне оставалось лишь улыбнуться.
— Э-э… — Мардиан замялся. У него на лбу выступили крупные, как жемчужины, бусинки пота. — Э… не совсем… благороднейший император, тут могут быть некоторые… упущения.
Мардиан бросил на меня затравленный взгляд, показывающий, что он решил признаться.
— Ага, — промолвил Октавиан с ироничной улыбкой. — Значит, упущения? И какого рода?
— Некоторое… имущество не отражено.
— Надо же? И какое именно?
И в этот миг Исида даровала мне столь необходимую силу. Мне удалось заглянуть в сознание Октавиана и прочесть его мысли с той же легкостью, как если бы я читала свиток.
Он замышляет доставить тебя в Рим, чтобы ты приняла участие в его триумфе, посмеяться над тобой, а потом убить. На его милосердие рассчитывать нечего. Перехитрить его и избежать такой участи можно лишь с помощью уловок и ухищрений. Он, со своей стороны, будет пытаться противодействовать тебе. Но пока он прикрывается с одного направления, ты будешь иметь возможность зайти с другого. Используй фальшивые списки, чтобы убедить его…
— Молчи, Мардиан! — вскричала я, вскакивая.
Боги, даровавшие мне прозрение, наделили меня заодно и силой, позволившей в один прыжок преодолеть половину комнаты. Я стала бить Мардиана по рукам и плечам, норовя заехать и по физиономии.
— Ничтожный изменник! Как ты посмел предать меня?
Затем я обернулась к Октавиану и разразилась рыданиями.
— О, мне этого не вынести! Как раз тогда, когда ты почтил меня своим визитом, мне наносит удар собственный слуга! — Я опустила глаза. — Да, это правда. Я приберегла кое-какие драгоценности и произведения искусства, но только потому, что мне нужно иметь хоть что-то, дабы преподнести в Риме твоим жене и сестре. Да, я надеялась купить толику милости, действуя через женщин из твоей семьи. Я рассчитывала, что они отнесутся ко мне снисходительно, как женщины к женщине. Я не знала, что еще предпринять.
