Жанна Бурен - Дамская комната
— Маргарита превосходна, — говорила сестра Сесиль, занимавшаяся палатой новорожденных, — но у нее есть излишняя склонность командовать женщинами, приходящими сюда кормить наших младенцев! Она держит себя как пчелиная королева в улье!
Флори без пререканий принимала советы и распоряжения. Не участвовала и в более или менее явном соперничестве между теми, кто кормил грудью, и дававшими соску. Считая нормальным различие между настоящими кормилицами и такими, как она, Флори не чувствовала себя ущемленной превосходством первых над вторыми.
— Мне кажется, я сделал все, что нужно, — сказала она сестре Сесиль. — Перед уходом я зайду в новую палату, где, как мне известно, меня кто-то ждет!
— Если у вас есть время, мадам, пожалуйста, зайдите! Там, несомненно, в вас очень нуждаются, не говоря уже о том, что вы сделаете счастливым еще одно маленькое существо!
Флори вышла из теплой палаты с ее запахом присыпки из ирисового корня и свежего молока и направилась по длинному коридору в палату больных.
В приюте царила абсолютная чистота. Каждый год, перед Пасхой, заново белили стены и перегородки, три раза в год полностью обновляли постели.
Молодая женщина знала, что все расходы заведения покрывали крупные взносы благотворителей из жителей Тура. Она и сама, кроме того что работала в приюте, постоянно вносила сюда что могла.
Флори вошла в палату, только что пристроенную к основному зданию вместо старого лазарета, который был очень мал. В просторной палате стоял десяток кроватей, которые, к счастью, заняты были не все. В Гран-Моне не держали детей старше семи лет — это был возраст, с которого разрешалось усыновление, — поэтому и здесь это были маленькие деревянные кроватки, выстроенные вдоль стен. Их отделяли одну от другой белые льняные занавески.
В палате хлопотали монахини в длинных чистых стихарях, надетых поверх платьев из коричневой саржи, подбитых каракулем, и в белых головных уборах с коричневой вуалью. Им помогали несколько новопостриженных.
Поздоровавшись с некоторыми знакомыми ей монахинями, Флори направилась к одной из кроватей. Под красным одеялом, подбитым овчиной, между чистыми простынями лежала крошечная фигурка. Это была девочка лет пяти, со светлыми волосами, выбивавшимися из-под заботливо завязанной белой повязки, лежавшая без сил в жару, слишком непосильном для нее. Припухшее, красное от высокой температуры детское лицо утратило свежесть, присущую ее возрасту, и нетронутым остался лишь синий свет в глазах.
— Агнес, Агнес… — тихо позвала Флори.
Девочка открыла глаза и тут же их закрыла. На ее обычно улыбчивом лице читалось выражение отрешенности, покорности, изнеможения, свойственное тяжело больным детям. Она попробовала было заговорить, но тут же закашлялась.
Меня беспокоит ее состояние, — сказала молодая женщина подошедшей к ней новенькой.
— Жар ее очень утомляет, — призналась будущая монахиня. — Ей трудно дышать, и она жалуется на боль в груди.
— Вчера я, по совету метра Авлина, вашего доктора, сделала ей припарку на спину из муки с горчицей, от которой, казалось, ей стало полегче.
— Да, я знаю. Утром мы это повторили. К сожалению, улучшение было недолгим.
Флори под одеялом нащупала тонкую руку, чтобы проверить пульс. Ребенка потряс новый приступ кашля.
— Я пою ее отваром нашего приготовления, который обычно дает хорошие результаты, — добавила новенькая. — Мы готовим его из лечебных трав нашего сада: цветов полыни, корня гравилата, листьев и цветов репейника — и подслащиваем медом. Это отличное средство от кашля.
— Доктор прописал также сироп из мака-самосейки и просвирника…
— Мы давали его, но в малых дозах, ведь она еще такая маленькая…
Обе женщины с тревогой думали об ответственности перед этим маленьким доверчивым существом, о котором заботились фактически они одни.
— Мы думали было устроить ей теплую ванну, — вновь заговорила новенькая, движением подбородка указав на большую металлическую ванну на медных колесиках, которую можно было перевозить из одной палаты в другую. — В некоторых случаях это очень помогает сбить температуру. Однако доктор Авлин не посоветовал. Он опасается, как бы она снова не простудилась, когда ее будут вытирать после ванны, перед тем как уложить в спальный мешок.
— Он, наверное, прав. Что еще мы можем сделать?
Одна из монахинь, которой было поручено готовить отвары из трав и другие прописанные лекарства, подошла к ним со словами:
— Я нашла рецепт мази на случай простуды для натирания утром и вечером груди больного. Сейчас я ее приготовлю и сразу намажу эту бедняжку.
— Дай Бог, чтобы это помогло! — пробормотала Флори, инстинктивно поворачиваясь к алтарю, возвышавшемуся в конце палаты.
Перед дарохранительницей горела масляная лампа с красным стеклом — символ вездесущности Бога. Ей никогда не давали погаснуть.
Помолившись про себя, молодая женщина остановилась на минуту у изголовья кровати Агнес. Жар, страдания, которые терпел этот ребенок, вызывали в ней боль и муку.
Потом, воспользовавшись тем, что маленькая больная лежала с закрытыми глазами, она подошла поочередно к каждой кровати, где в этот трудный декабрь лежало больше больных катаром бронхов и ангиной, чем желудком, как в летние месяцы. Зная всех детей по имени, она играла с ними, рассказывала им старинные легенды, раздавала им палисандровый сахар, кусочки которого всегда были припасены у нее в кармане.
Флори вышла из палаты больных. Прежде чем направиться домой, она зашла в столовую, где ужинали старшие дети. Они питались вместе с монахинями, а подавали еду послушницы, за которыми надзирала помощница настоятеля.
— Им, видно, нравится этот суп на миндальном молоке, — заметила Флори.
— Это одно из их любимых блюд, — подтвердила сестра. — Поэтому мы его готовим часто.
Молодая женщина не задержалась там, где в тот день она не была нужна. Она прошла через бельевую, где белье громадными стопками лежало в массивных шкафах, которые, несмотря на свои размеры, не могли вместить все. Поэтому оно было уложено на полки и в сундуки, стоявшие вдоль коридоров, в пошивочной и даже в хлебные лари.
В комнатушке дежурной сестры Флори надела свое подбитое мехом пальто.
— На улице сегодня не холодно, — заметила монахиня, — но воздух очень влажен, что не полезно тем, кто не может похвастаться крепким здоровьем.
С неба сыпался моросящий дождь. Мороз, необычно свирепый для этих краев в начале декабря, стоял недолго, на зато дождь не прекращался целую вечность. Конца ему не было видно. Вышли из берегов реки. В Вансэе Шер затопил окружающие луга. Луара тоже вот уже несколько дней грозила прибрежным полям.