Монетт Камингз - Любовные секреты
Да и во время первого светского сезона Люси горничной часто приходилось выполнять дополнительную работу, помогая молодой леди с ее одеждой. Таким образом, у нее оставалось очень мало времени на то, что она считала своими обычными обязанностями, не говоря уж о том, что она называла «гоняться за Джаилсом и Дианой».
— Как любезно с вашей стороны уделять столько времени детям, мисс Сампсон, — тихим голосом произнесла мисс Огаста. — Но у вас почти не остается времени ни на что другое. Я понимаю, что мне следовало бы предложить гулять с ними, когда горничные заняты, но боюсь…
Прекрасно понимая, что пожилая леди никогда не доведет детей дальше ступенек, ведущих к дому, да и то вряд ли, Самми ответила:
— Нет-нет, мисс Оуэнс. Право же, мне самой надо побыть на воздухе после наших занятий в классной комнате, и для меня будет полезно побыть некоторое время с молодыми людьми.
Она не собиралась вести детей в Гайд Парк. Там было слишком людно, даже в те часы, которые не были общеприняты для прогулок, и детям можно было бы позволить лишь чинно прогуливаться по дорожкам, что их не слишком бы прельстило, особенно Джайлса. Кроме того, Самми считала, что им нужно подвигаться после напряжения на уроках.
Поэтому она повела их в Грин Парк недалеко от дома. По утрам посетителями этого парка были няни со своими питомцами, сидящими в колясках или катающими обручи; женщины, встречающиеся друг с другом и обменивающиеся последними сплетнями о соседях. Но в это время дня большинство из них уже ушло, и детям будет достаточно места шумно порезвиться, не беспокоя окружающих.
Джайлс взял с собой мячик и звал сестру поиграть вместе с ним. Вначале Диана возражала, что она уже слишком взрослая для столь детских развлечений, но вскоре забыла об этом и бегала вместе с мальчиком, догоняя мяч и с силой кидая его ему обратно.
Ухмыльнувшись, Джайлс подбросил мяч высоко в воздух. Диана потянулась за ним, повернулась и упала лицом в траву. Брат и мисс Сампсон поспешили помочь ей подняться.
— Я не хотел… — начал было мальчик, но Самми махнула ему, чтобы он замолчал.
— Ты не ушиблась, Диана?
— Н-нет, но… — Она поглядела на пятна от травы, появившиеся на платье, и на ее глаза навернулись слезы. — Вы только посмотрите на меня!
— Не волнуйся, — сказала ей Самми. — Мы их отстираем, когда придем домой.
— Хорошо. Надеюсь, они ототрутся, и надеюсь, что меня не увидит никто из знакомых прежде, чем мы доберемся до дома, потому что я выгляжу просто замарашкой.
Мисс Сампсон повернулась к Джайлсу сказать ему, чтобы он нашел мяч, потому что они идут домой, но его внимание привлекло нечто другое. Он увидел маленькое стадо коров, одну из достопримечательностей парка. Джайлс немедленно потребовал чашку молока, которую предлагали сопровождавшие коров молочницы.
Диана отказалась от этого угощения, но Джайлсу мисс Сампсон разрешила взять молоко, решив, что он не нарочно сделал так, чтобы сестра упала. Однако едва мальчик его попробовал, как начал жаловаться, что оно теплое, а не холодное, как он любил.
— Естественно, глупый. Оно же прямо из-под коровы, парное, оно и должно быть теплым, — сказала ему сестра, все еще слегка сердитая, потому что из-за него ее платье было испачкано. — Поэтому его и любят.
— Ну, а я не люблю, — заявил мальчик. — В следующий раз я не буду его пить. Вы ведь приведете нас сюда еще, да?
— Конечно, — неосторожно пообещала Самми. — Но только, если вы будете как следует делать уроки.
— Вот хорошо, старина Роджерс никогда бы не привел нас сюда. Правда, ему зато было все равно, сделал я уроки или нет.
— Было бы лучше, — сказала Самми, — если б ты забыл о своем предыдущем учителе. Но если уж ты о нем говоришь, называй его мистер Роджерс.
— Почему я должен так его называть, когда вас мы зовем Самми?
— А это, — ответила она ему, — потому что мы с вами друзья.
Она велела Джайлсу подобрать мяч, который он бросил, когда пил молоко. Потом с помощью носового платка она очистила, насколько это было возможно, грязь с Дианы. С пятнами от травы она мало что могла поделать, пока они не придут домой, но, чтобы не смущать девочку еще сильнее, она выбрала менее людную дорогу для возвращения домой.
Глава девятая
Едва за ее компаньонкой закрылась дверь, как Миранда быстро достала свою работу, надеясь, что Люси не придет к ней посекретничать, как это частенько бывало. Но сейчас, наверное, Люси была слишком занята распаковыванием и разглядыванием покупок. Она, несомненно, придет показать их попозже, полагая, что Миранда проявит такой же восторг по поводу ее обновок, как и она сама. И Миранда не сомневалась, что она так и сделает — попозже. Не сейчас.
А сейчас она проглядывала исписанные страницы и вносила в них задуманные ею изменения, которые покажут, что главный герой и не герой вовсе, а совсем-совсем наоборот. Какое-то мгновение она колебалась, не изменить ли также и его внешность — может сделать его таким же уродом, как Ричард III у Шекспира.
Она написала еще несколько строк, потом их вычеркнула. Нет, вряд ли можно вносить такие разительные изменения во внешность этого злодея так далеко от начала романа: непременно найдется какой-нибудь дотошный читатель, который удивится, почему это раньше ничего не говорилось о таком уродстве героя романа.
Читатели готовы были проглотить все ее неуемные фантазии, если не нарушалась главная линия сюжета. Лицо и тело данного джентльмена должны остаться столь же безупречными, какими она описала их вначале (и оригинал по-прежнему оставался столь же безупречен и лицом и телом, как она и думала вначале). На этих страницах будет лишь обнажено уродство его внутреннего мира.
По мере того, как на бумаге из-под ее пера появлялись уничтожающие слова, которые должны были превратить ее былого героя и законченного злодея, большая часть ее плохого настроения улетучилась. Но она не была готова простить Джонатану Мюррею сказанное им о ее работе… Он подразумевал, нет, он в открытую заявил, что сам факт ее творчества постыден.
Миранда сомневалась, чтобы он прочел хоть слово из того, что она написала, но это было еще хуже. Те обвинения, которые он бросил ей, просто вызывали к нему презрение, и оставить без внимания его омерзительные высказывания не смог бы никто.
Но поскольку кроме Самми она никому не могла сказать, что изменила свое мнение о капитане, не назвав при этом причины своих чувств, она сможет сделать вид, что он не слишком уж ее оскорбил. Ее же будет утешать сознание того, что она в ответ осыпала его еще большими оскорблениями.
