Виктория Холт - Испанский жених
– Леонора!.. С ней все в порядке?
Леонора ласково улыбнулась. Она еще больше любила его за то, что сейчас этот испанский принц забыл о своем долге – думать в первую очередь о наследнике, а уж потом о супруге.
– Пусть она немного отдохнет, Ваше Высочество. Так для нее будет лучше.
– Леонора!
Он схватил ее за руку и стиснул так, что она вскрикнула от боли.
– Я спросил тебя… с ней все хорошо?
– Конечно, хорошо. Но как, по-вашему, должна чувствовать себя женщина, только что родившая такого замечательного мальчугана? Она хочет отдохнуть… ей нужен отдых…
Он отпустил ее руку.
– Я пойду взгляну на нее, – сказал он. – Не бойся, я ее не потревожу. Мне просто нужно убедиться, что все прошло хорошо.
С этими словами он вошел в комнату. Его супруга лежала на постели; ее черные волосы были разбросаны по подушкам, а ресницы казались еще более темными, чем обычно, – из-за необычной бледности ее лица; сейчас она не была похожа на маленькую Марию Мануэлу. Она сильно изменилась с тех пор, как он в последний раз видел ее. Она стала матерью. Он прикоснулся губами к ее влажной щеке. Затем прошептал молитву и торопливыми шагами вышел из комнаты.
* * *Войдя в покои принца, Леонора застала его шагающим из угла в угол.
– Она все еще не проснулась? – спросил он.
– Она слишком утомилась, Ваше Высочество.
– Но… прошло уже много времени. Другие приходят в себя довольно быстро.
– Первый ребенок всегда дается нелегко.
– Леонора, что с ней? Скажите мне.
– Ничего… ничего особенного. Ваше Высочество, вы напрасно изводите себя.
– Ох, Леонора, хотел бы я, чтобы это было так.
– Филипп… Ваше Высочество… сейчас вы сами на себя не похожи.
– Леонора, и ты туда же? Неужели даже ты не знаешь, какой я на самом деле?
– Филипп, дорогой мой, я лучше всех понимаю вас.
– Тогда… скажи все, как есть.
– Да о чем же тут говорить? Это первые роды… а они всегда трудны.
– Это ты уже говорила, Леонора. Ты сказала, что все хорошо. Но твои глаза говорят мне что-то другое.
– Нет, Ваше Высочество. Просто вы слишком тревожитесь и внушаете себе Бог весть что.
– Так ли? Леонора, она еще очень молода… и мы еще очень мало были вместе… Я строил планы на будущее… думал, что у нас впереди целая жизнь.
– Все так и есть, дорогой мой.
– Ты обращаешься со мной, как с ребенком. Так ты говорила, когда я был совсем маленький и ты по каждому поводу утешала меня.
– Не думайте о плохом, драгоценный мой.
– Леонора… не пытайся скрыть от меня правду. Ты ведь знаешь, я уже не ребенок.
– Вы так сильно любите ее? Он промолчал, и она добавила:
– Вы никогда не выдавали своих чувств.
Тогда он невесело рассмеялся, и этот смех Леоноре показался куда более душераздирающим, чем все его слова и тоска на лице.
Слезы брызнули у нее из глаз и, не в силах сдержать их, она выбежала из комнаты.
– Пошлите за докторами! – закричал Филипп. – Приведите ко мне докторов.
Они пришли, подобострастно поклонились.
– Что-то не так? – спросил он. – Что-то должно быть по-другому?
– Ваше Высочество, принцесса сейчас отдыхает. Роды были трудными, ей нужен отдых. Не беспокойтесь, дон Карлос, с принцессой все в порядке. Ваше Королевское Высочество напрасно…
– Я говорю о принцессе. Скажите мне правду.
Филипп удивился своему ровному голосу. Он подумал, что эти чересчур спокойные интонации выдают чувства, терзавшие его. Они остались стоять в тех же почтительных позах.
– Ваше Высочество, у принцессы естественный упадок сил.
Филипп выдохнул. Его мучали мрачные подозрения. Ему говорили то, что он желал слышать. Его отец говорил, что люди всегда будут так поступать с ним. Вот и сейчас – доктора хотели доставить ему удовольствие и скрывали правду. Но в чем заключалась эта правда?
Он боялся не сдержать чувств перед всеми этими людьми и достаточно владел собой, чтобы помнить о своем высоком положении.
И отпустил их.
Он сидел возле ее постели. В комнате больше никого не было – докторов и служанок он выставил за дверь. Прошло уже двое суток, а она все еще лежала – в странной, неподвижной позе.
Он опустился на колени и взял ее руку.
– Мария Мануэла, – позвал он. – Посмотрите на меня. Вы меня не узнаете?
Ее глаза открылись – такие удивительные, прекрасные, – но он понял, что она не видит его.
– Дорогая, – чуть слышно прошептал он, – ты должна поправиться. Я не могу терять тебя в такое время. Этого не должно случиться. Мария… Мария Мануэла, я люблю тебя. Неужели ты не знаешь? Раньше мне трудно было сказать об этом… В покоях нашей бабушки ты повернулась ко мне… потому что тебе было очень страшно. Тогда я почувствовал себя самым счастливым человеком на свете. В ту ночь… когда тебе снились кошмары… ты тоже повернулась ко мне. Ты обвила меня руками и прижалась ко мне… к твоему Филиппу, не к принцу, перед которым все лебезят и заискивают, а к супругу, который всем сердцем любит тебя. Я часто мечтал о нашем будущем счастье. Я думал, что мы с тобой будем жить в нашем собственном мире – тайном, недоступном для всех окружающих. Внешне я кажусь холодным и строгим. Я скрываю свои чувства. Дорогая, иначе я не могу – таким уж человеком меня сделали. Я должен стать таким же великим правителем, как мой отец. Но кроме того, я хочу быть счастливым. Только ты можешь принести мне настоящее счастье. Я сделаю так, что ты тоже полюбишь меня, Мария… Мария Мануэла. Я буду с тобой нежным и искренним. Ты должна жить, любимая. Ты должна выжить – хотя бы ради меня…
Он запнулся и посмотрел в ее бледное, осунувшееся лицо. Он почувствовал иронию этой ситуации. Только сейчас он смог выложить все, что было у него на душе, – только сейчас, когда она не могла услышать его. Она лежала неподвижно, но она не понимала, кем был этот юноша, с таким жаром признававшийся ей в любви. Его охватило отчаяние.
Но вот она заговорила, и он наклонился к ней, стараясь разобрать ее невнятный шепот.
– Я… хочу… пить. Пожалуйста… пожалуйста… принесите мне лимон.
Он позвал слуг.
– Лимон? Наконец-то! Принцесса просит принести лимон! Вбежала Леонора. Она бросилась ему на шею.
– Хвала всем святым! Она просит лимоны. Наши молитвы услышаны. Лимоны – это добрый знак.
Затем она высвободилась из его рук и стала отдавать нужные распоряжения. Ей подали чашу с лимонным соком, и она поднесла ее к губам Марии Мануэлы. Все это время она шептала молитвы, по ее щекам текли слезы.
Филипп ждал. Он рассказал супруге о своих чувствах к ней. Скоро он повторит эти слова, и на сей раз она их услышит.
Двор соболезновал ему. Бедная Мария Мануэла – умереть такой молодой! Она ведь только начинала жить. Ее смерть стала настоящей трагедией; принц потерял свое обычное спокойствие и самообладание.
