Ширли Басби - Покорность ей к лицу
Изабел представила Уитли, распростертого на земле с дырой от пули между глаз, и испытала ни с чем не сравнимое удовлетворение.
Она мрачно улыбнулась. Она и вправду могла бы это сделать. Хью чувствовал себя неуютно, когда ему приходилось уезжать по делам компании и на несколько недель или даже месяцев оставлять ее и Эдмунда одних в чужой стране. Поблизости никто не жил, в неспокойное время Изабел могла положиться лишь на ненадежных слуг из местного населения, а джунгли вокруг кишели смертельно опасными хищниками и ядовитыми змеями. Хью настоял, чтобы она овладела огнестрельным оружием. С раннего утра и пока дневной зной не становился невыносимым, они проводили в относительной прохладе джунглей, где он обучал ее стрельбе из разных пистолетов. В сердце расцвел цветок горько-сладкой боли. Это были самые счастливые моменты ее жизни в Индии. Хью гордился ею, и после трудного начала — одному Богу известно, насколько трудного — на горизонте замаячили счастливые перемены.
Уголки ее губ дрогнули.
Однако королевская кобра положила всему конец.
Стряхнув с себя уныние, она встала и принялась кружить по комнате. Она хотела бы верить, что история с Уитли закончена, но подозревала, что нет. Он не отступится так легко. Он станет кружить поодаль, а потом вернется, чтобы запугать ее, как пугает тигр глупую самку замбара.
Изабел фыркнула. Чего-чего, а этого не будет точно. Она теперь ко всему готова и не позволит ему застать ее врасплох.
Изабел потерла лоб: головная боль, от которой она страдала целый вечер, становилась все настойчивее. И как только ей удалось за ужином ни на секунду не стереть с лица эту фальшиво-счастливую улыбку? «Наверное, я гораздо лучшая актриса, чем полагала раньше, — подумала Изабел, — потому что никогда в жизни мне не хотелось улыбаться меньше, чем сегодня. А ведь сегодня — это только начало…»
В ближайшие недели и месяцы ее ждет множество мероприятий наподобие сегодняшнего. Маркус постоянно будет рядом, и заинтересованные друзья и родственники не будут сводить с них глаз. Вся округа на уши встанет из-за известия об их помолвке, и ей придется улыбаться, кивать и делать вид, что она совсем не боится будущего, не боится забыть себя и потерять рассудок в объятиях Маркуса Шербрука. По телу прошла дрожь — отчасти дрожь страха, отчасти дрожь наслаждения: она вспомнила тепло его губ. Его поцелуй таил в себе все, о чем она по глупости своей всегда мечтала, и на тот краткий миг она готова была забыть все это безумие, растаять, сдаться во власть его поцелуя, объятий, жарких, сладостных ощущений, которые они пробудили в ней… но потом…
Потом сознание вернулось к ней, вместе с ним вернулась память.
«О, Хью, как ты мог умереть и оставить меня одну? — с горечью подумала она. — Что же мне теперь делать?»
Известие о помолвке миссис Хью Мэннинг и Маркуса Шербрука промчалось по округе со скоростью метеора, рассекшего ночное небо. Маркус предполагал, что пойдут разговоры, но он не предполагал, что разговоров будет так много. Все, начиная от последнего буфетчика и заканчивая пэром, посчитали эту новость сверхинтересной. С момента помолвки не прошло и пяти дней, а он уже до глубины души устал от всего этого.
Наступил вторник. День выдался солнечный. Маркус глядел в окно кабинета и клялся себе, что если хоть кто-то еще из его друзей или соседей выразит удивление по поводу того, что он решил жениться именно на Изабел Мэннинг, то этот кто-то узнает, как Маркус умеет работать кулаками. Что касается прекрасной половины, то все соседки и родственницы никак не могли дождаться, когда же объявят дату свадьбы, и трещали об этом без умолку. Маркус нахмурился. Ответа на этот вопрос он и сам не знал.
Складка между его бровями стала еще глубже. Ах, Изабел, маленькая негодница! Что за игру она ведет? Каждый раз, когда он ставил вопрос о дне свадьбы, она испарялась, как облачко дыма. Только что они разговаривали, а в следующую минуту — пфф! — ее и след простыл. По сути дела, после того как они объявили о помолвке, выяснилось, что она просто неуловима. Он не надеялся, что они станут неразлучны, но, уж во всяком случае, они могли бы общаться побольше, чем в последние дни. Им многое стоило обсудить, спланировать свадьбу, решить кое-какие вопросы, но — черт бы ее побрал! — она вечно куда-то спешила и не могла уделить ему ни минуточки. По крайней мере так она говорила. Маркус готов был побиться об заклад, что после помолвки ни один их разговор не длился дольше двадцати минут — и при этом поблизости всегда кто-то находился. Если бы он не знал Изабел так хорошо, он решил бы, что она боится оставаться с ним наедине.
Его внимание привлекли звуки у ворот: зафыркали лошади, судя по всему, подъехало несколько экипажей. Маркус искренне надеялся, что это не какие-нибудь очередные знакомые приехали с визитом. Все еще хмурясь, он вышел из библиотеки. Томпсон, отлично вышколенный, уже был в холле и готовился открыть тяжелые дубовые двери.
— Ваша матушка прибыла, — с улыбкой сообщил Томпсон. — Один из привратников только что влетел в кухню с этой новостью.
Маркус прекрасно понял, почему она вернулась домой, но все же его удивило то, что известие о его помолвке заставило ее покинуть Лондон в разгар сезона. Тронутый этим знаком материнской любви, он вышел из дома поприветствовать ее.
Его дурное настроение улетучилось, когда он увидел процессию, ожидавшую его. Кроме большой семейной кареты, запряженной четырьмя элегантными чалыми, у ворот стояли экипаж, где ехали слуги, и две тяжело груженые повозки. Мать была известна своей неуступчивостью в отношении количества вещей, абсолютно необходимых для ее комфортного существования вдали от Шербрук-Холла. Маркус улыбнулся. Кузен Джулиан считал, что тете Барбаре на несколько месяцев в Лондоне требовалось вещей и обслуги больше, чем армии завоевателей в чужой стране. Маркус склонялся к тому же мнению.
Мать никогда не путешествовала без сопровождения вооруженных мужчин, убежденная, что за каждым кустом притаились разбойники, и Маркус ожидал увидеть наемников, которые сопровождали ее на пути из Лондона домой. Но нет. Удивительно, что она обошлась без таких предосторожностей. Неужели она наконец-то согласилась с тем, что он часто ей повторял: ни один уважающий себя грабитель не посмеет напасть на кортеж таких размеров.
Тайна внезапной храбрости его матери раскрылась: Маркус заметил высокого, по моде одетого джентльмена, который в данный момент как раз спрыгивал с норовистого вороного коня. Она нашла сопровождающего. Маркус нахмурился, разглядывая его. Единственное, что он мог сказать о нем, — это что у него черные вьющиеся волосы, они виднелись из-под бобровой шляпы с короткими загнутыми полями. Они раньше не встречались, однако Маркусу показалось что-то безумно знакомое в нем, в его сложении: широкие плечи, узкие бедра…
