Барбара Картленд - Венгрия для двоих

«Я… люблю тебя! Я люблю тебя!» – хоте­лось сказать ей.

Когда Алета почувствовала на своей мягкой коже твердость его губ, ее пальцы задрожали.

Он заметил это и, подняв голову, взглянул на девушку.

Она очень удивилась, заметив в его глазах не обожание, а невыносимую боль.

Это было непонятно.

Князь отпустил ее руку, надел шляпу и пер­вым въехал во двор конюшен.

Потрясенная, Алета последовала за ним.

Мистер Хейвуд говорил с Хевицем.

Алета поняла, что они обсуждают стоимость дюжины лошадей, которых водил вокруг них грум.

Безо всякой помощи девушка соскользнула с седла и пошла к замку.

Она надеялась (и не могла избежать этих мыс­лей), что князь Миклош пойдет следом.

Однако она заметила, что, спешившись, он при­соединился к мистеру Хейвуду.

Поднимаясь в спальню, чтобы переодеться, Алета пыталась догадаться о причине его стран­ного поведения.

Ей показалось, что она знает ответ, но только не желает признавать этого.

Все ее существо избегало того, что, как она подозревала, было правдой.

Чтобы успокоиться, Алета твердила себе, что красивые и романтические венгры непредсказуемы.

Разве могло быть иначе?

Девушка не стала переодеваться и спускаться вниз.

Она подумала, что все приглашенные дамы соберутся в одной из красивых гостиных, и по­няла, что не сможет поддерживать легкую бе­седу – ведь каждой клеточкой своего тела она рвалась к князю.

Поэтому Алета сняла амазонку, разделась и легла в постель.

– Я разбужу вас пораньше, чтобы вам хва­тило времени на ванну, фрейлейн, – пообещала горничная.

Сделав реверанс, она вышла.

Про себя Алета отметила, что, считайся она дочерью своего отца, реверанс был бы гораздо глубже.

Да и экономка делала бы реверанс вместо того, чтобы просто кивнуть головой.

Алета вовсе не мечтала о подобном раболе­пии, и все же это подтверждало то, что она уже знала.

Существовала огромная разница между дочерью герцога и внучкой человека, который не мог позво­лить себе купить своих собственных лошадей.

Ей нужно было всего лишь встретиться с от­цом князя и другими членами его семьи, чтобы понять, как они горды.

Алете пришлось признать, что ее отец очень походил на них, однако в Англии это было не так заметно, как в Венгрии.

Когда князь с гостями проезжал мимо возвра­щавшихся с полей крестьян, то женщины присе­дали, а мужчины снимали шляпы и низко кланялись.

Кроме того, они с искренней любовью улыба­лись князю.

Это и делало его подобным богу – привязан­ность и уважение.

«Должно быть, с моей стороны было очень по-детски полюбить его, – подумала Алета, ког­да принимала ванну. – Должно быть, на меня повлиял его блеск, да еще дворец, словно сошед­ший со страниц сказки».

В таком дворце, подумала она, мог бы жить принц ее мечты – если, конечно, он был бы князем Эстергази.

Она знала, что во дворце сто двадцать шесть комнат.

Князь Джозел много рассказывал о том, ка­ким прекрасным был дворец, когда его предок впервые построил его – например, за прошед­шие годы сгорела и не была восстановлена опера.

Алета попыталась высмеять себя за то, что была потрясена точно так, как ожидал князь.

«Я могла бы сказать ему, что Аинг тоже ве­лик – по-своему, – думала она, – и что его постройки гораздо старше!»

Тут она снова засмеялась, высмеивая свое ре­бячество.

Она вылезла из ванны.

Горничная помогла ей надеть одно из лучших привезенных с собой платьев – белое, расшитое мелкими блестками.

В этом платье Алета походила на цветок в капельках росы.

Впечатление усиливали искусственные белые цветы с блестками на лепестках, украшавшие вы­рез платья.

Блестки сияли и на небольшом турнюре, где цветы придерживали ниспадающие складки ши­фона.

На этот раз Алета не стала надевать никаких украшений.

Те же цветы, похожие на белые орхидеи, она приколола на голову. Когда она спустилась в са­лон, где перед ужином собрались все гости, ей показалось, что у князя Миклоша перехватило дыхание.

Несколько других мужчин, приглашенных на ужин, смотрели на нее с нескрываемым восхище­нием.

– Теперь я понимаю, почему дворец Эстергази стал еще красивее, чем раньше! – сказал Алете один из них.

Она улыбнулась комплименту. Сердце ее дрог­нуло, когда она заметила, что князь кажется очень сердитым.

Она поняла, что он ревнует.

Она подумала, как прекрасно было бы, если бы он любил ее так же, как она его.

Затем Алета сказала себе, что хочет слишком многого.

Разве могла она ожидать, что влюбится в пер­вого же красивого мужчину, которого встретит?

И разве могла она ожидать от него тех же чувств?

«Венгры очень романтичны, – повторяла она про себя. – Романтичны!»

Это, по ее мнению, означало, что они могут влюбляться в каждую симпатичную женщину на своем пути, хотя на самом деле она не будет ни­чего для них значить.

И, разумеется, так они и пропорхают всю жизнь, как бабочки – от цветка к цветку!

Они всегда будут надеяться, что завтра най­дут женщину еще прекраснее, чем та, которая по­встречалась сегодня.

«Я не должна забывать об этом», – сказала себе Алета.

В то же время она наслаждалась каждым ми­гом обеда.

Она обнаружила, что почти все мужчины за столом по очереди поднимали свой бокал в ее честь.

Прочие молодые женщины смотрели на Алету без особого восторга.

Алета знала, что в Лондоне на дебютанток обращают внимание только в одном случае – когда их представляют в Букингемском дворце.

Они посещают балы, куда их приглашают толь­ко потому, что их отцы что-то значат в обществе.

Но, как правило, их затмевают искушенные замужние красавицы, которых знает не только высший свет, но и все общество, и которых заме­чает принц Уэльский.

«Это мой звездный час, – сказала себе Але­та, – значит, я должна наслаждаться каждым его мигом».

Как и обещал князь, в огромном бело-золотом бальном зале играл цыганский оркестр.

Именно в этом зале Гайдн дирижировал на первом исполнении своей «Прощальной симфо­нии».

Алета никогда не видела зала красивее.

Украшавшие стены цветы были белыми, как ее платье. Высокие окна выходили в прекрасный сад.

В фонтанах были спрятаны лампы, и в их блеске вода взлетала к небу, к россыпи звезд.

Цыганский оркестр был в точности таким, как Алета и представляла.

Цыганки были одеты в яркие платья. В ушах у них были большие кольца, а на руках звенели многочисленные браслеты.

В красивые прически были вплетены красные ленты, украшенные золотом и драгоценными камнями, которые блестели и мерцали при каждом движении.

Музыка начиналась со звяканья цимбал, и ко­локольного позванивая тамбуринов. Потом она ста­новилась все громче, и вот уже мелодия цыганского танца взлетала к небу.