Роберта Джеллис - Песнь сирены
– Боюсь, мои повара менее искусны, чем те, к которым вы привыкли, – ядовито заметила Элис.
Раймонд смущенно посмотрел на нее, а затем в направлении ее взгляда на нетронутую еду перед собой. Следовало признать, на стол в Англии подавали весьма простые блюда, не отличавшиеся разнообразием. Раймонду не хватало здесь очень острых домашних рагу, состав которых зависел от времени года.
– Кушанья другие, – согласился он, – но вкусные. Мои мысли были так заняты показанным мне вами сегодня, что я позабыл о еде. Я совсем не хотел обидеть вас. Прошу простить меня. Все новое, как и новое блюдо, требует времени для усвоения.
Все это было сказано спокойно, но Элис была абсолютно уверена в том, что не вид крепостных Марлоу, пашущих землю, заставлял светиться глаза Раймонда. Ей стало стыдно за свое несправедливое к нему отношение. Сидеть рядом с ней и ее отцом за таким простым столом – суп, запеченный лебедь, вареный сазан, жаркое из оленины и молочного поросенка, не считая тушеной телятины и говядины, – должно и в самом деле быть горьким напоминанием того, что он потерял. Как жестоко с ее стороны усилить эту горечь своими словами.
– Вы должны простить меня, – сказала она. – Я вне себя из-за этого глупого дела в Уэльсе.
Раймонд улыбнулся. Просто восхитительный способ проявления своего раздражения: ни покрасневших глаз и носика, никаких горьких рыданий.
– О, думаю это ни к чему не приведет, – солгал он, приученный к тому, что можно обмануть женщину, если это нужно для ее спокойствия.
Элис пришла бы в ярость, узнай она о его лжи, но сочла, что Раймонд просто не знает действительного положения дел.
– Думаю, это приведет к войне, – сказала Элис. – Полагаю, папа считает так же. Я знаю, он думает, как и дядя Ричард: условия, предложенные Дэвиду, слишком суровы. Когда король посадил Гриффида в тюрьму, вместо того чтобы заставить того поделить с ним земли, у него появилось больше надежд, но уже тогда он предполагал, что договор будет нарушен.
– Ваш дядя… Извините, граф Ричард говорит с вами о подобных вещах? – В голосе Раймонда прозвучало удивление.
– Если я спрашиваю его, – конечно. Это не означает, будто он доверяет мне государственные тайны. Это было бы неверно. И папа не рассказывает мне подобных вещей (да я и не прошу его об этом), но очень понятно объясняет мне некоторые вопросы.
Элис посмотрела на отца. Он медленно жевал с полузакрытыми глазами. «Он ничего не узнает, – решила она. – И, если приезжает дядя Ричард, следует предостеречь Раймонда, который явно невысокого мнения о женщинах».
– Папе нравится, когда я задаю вопросы дяде Ричарду. Это не только развивает мой ум, но и помогает дяде Ричарду. Видите ли, во время своих объяснений он кричит и топает ногами, называя идиотами некоторых знатных людей, и в этом меньше вреда, чем в случае, если бы он говорил им это в лицо. Я, конечно, никогда не предала бы его, но и не смогла бы этого сделать по той простой причине, что не бываю среди них.
– Но вы, несомненно, достойны этого, – сказал Раймонд, неожиданно для себя рассердившись оттого, что Элис нельзя сравнивать ни с какой другой женщиной, даже с его теткой – королевой.
– Не знаю, хотя папа, насколько мог, учил меня обхождению, принятому при дворе. Впрочем, это не отразилось на моем поведении. Дело в том, что я недостаточно богата и не смогу выйти замуж настолько удачно, как того требует этикет. Более того, один из друзей дяди Ричарда сделал… сделал папе предложение насчет меня. Он хотел взять меня без заключения брака…
– Кто? – взорвался Раймонд, и его рука рванулась туда, где должна была находиться рукоятка меча.
– Тише, – прошептала Элис, бросив взгляд на отца.
– Кто? Что? – спросил Вильям, вырываясь из плена своих мыслей.
– Это мой дядя Ричард, Раймонд, – поспешила ответить Элис, толкнув молодого человека ногой под столом.
– Что означает «Это мой дядя Ричард» и почему таким тоном? – настаивал Вильям.
Элис засмеялась.
– Потому что Раймонд рассердился на меня. Я дразнила его.
– Дразнила Раймонда? Какого дьявола, ты ведешь себя так глупо, Элис? Если ты не можешь вести себя соответственно твоему возрасту и положению, иди и сиди среди детей слуг. Только этого ты и заслуживаешь.
– Извини, папа, – Элис опустила голову, желая скрыть огоньки, плясавшие в глазах. Наверное, отец перестал встречаться со шлюхами в городе. Он чрезвычайно сердит. Никогда не испытывавшая огорчений от любви или желания, Элис находила подобные муки довольно забавными. И все же будет лучше не перечить отцу, чтобы он окончательно не вышел из себя.
– Я скучаю по Гарольду, – сказала она, довольно правдиво. – Гарольд не сердился, когда я дразнила его. Я забылась.
Раймонд молча слушал этот обмен репликами, так как у него не было возможности вставить хотя бы слово.
Его негодование по поводу оскорбления, нанесенного самой прекрасной женщине, какую он когда-либо встречал, было так велико, что, назови она имя, он бросил бы вызов этому человеку. Он знал, это было бы нелепостью. Непосредственно Элис ничто не угрожало, она могла рассчитывать на защиту как со стороны отца, так и графа Корнуолльского. Все это было еще более мучительным для него, так как вместо того чтобы защитить ее, он своей глупостью ставил ее в неприятное положение. Сильный удар по голени слишком ясно показал ему: напоминать сэру Вильяму о том случае было бы ужасным нарушением приличий. К тому же, вместо того чтобы притвориться непонимающей, почему он впал в ярость, или попытаться обойти это каким-нибудь другим образом (а это наверняка сделали бы на ее месте его сестры), Элис всю чашу вины взяла на себя.
– Виноват, сэр, – сказал Раймонд, обретая голос. – Я не имел права говорить таким тоном с вашей дочерью. Прошу прощения.
То, что Элис извинилась, заставило Вильяма устыдиться своего взрыва, причиной которому, как он полагал, были его личные невзгоды. Он улыбнулся, посмотрев на покрасневшего молодого человека.
– Я рад, что вы были так сдержанны. Насмешки Элис доводят и более зрелых и выдержанных людей до желания придушить ее. – Он посмотрел на дочь: – Будь осторожна, – предупредил он. – Гарольд рос вместе с тобой с детства и знал твои повадки. – Он перевел взгляд на Раймонда: – Полагаю, вы хотите знать, почему Элис называет такого благородного человека, как Ричард Корнуоллский, дядей. Конечно же не из-за кровных уз. Просто с детства я и Ричард были дружны. Он качал Элис на коленях, когда она была совсем маленькой, и не хотел, чтобы, став взрослой, она испытывала благоговейный страх перед ним. – Вильям замолчал, его губы тронула улыбка. – Ему следовало бы знать ее получше: Элис не способна к благоговению. Однако он попросил называть его дядей, она так и делает.
