Джоанна Мэйкпис - Баронесса де Тревиль
— Ваша матушка гордилась бы вами. Помните, что сегодняшняя ночь для вас знаменательная: какой она станет, таким и обернется ваше замужество. — Олдит нежно поцеловала Гизелу в лоб и вышла из спальни.
Ален де Тревиль появился вскоре за Олдит. Хорошо, что он не задержался, подумала Гизела, и ей не пришлось долго лежать, страшась предстоящей ночи. Уверенным шагом он подошел к постели.
— Вам тепло?
— Да, — прошептала Гизела и отвернулась от его испытующего взгляда.
— Ваш отец уже у себя. Он, кажется, выпил немного лишнего.
— Что ж, он утешился, ведь дочь больше не принадлежит ему. Он обычно много не пьет.
— Я знаю.
Гизела заметила, что во время пиршества ее муж пил очень мало. Он явно не нуждается в вине. Своей сдержанностью и самоуверенностью он пугал ее. Вот Кенрик пришел бы к ней взволнованный, немного неуклюжий и чуточку пьяный, поскольку очень любил медовый напиток.
Муж отвернулся от нее и начал раздеваться. Она услыхала, как щелкнула застежка на ремне, как он положил на стул меч. Гизела не смотрела на него, лишь слышала шелест снимаемой одежды. Наконец она решилась открыть глаза и увидела, что он стоит в льняных нижних штанах и короткой рубашке. Гизела снова отвернулась, но когда он снял с себя нижнее белье и подошел к кровати, она не смогла отвести от него глаз. Лорд Ален стоял перед ней во всем мужском великолепии. Упругие мышцы играли на хорошо сложенном теле. Барон был широкоплеч и узок в бедрах. Взор Гизелы был прикован к этой красивой фигуре, и она забыла о том, что следует откинуть одеяло и пригласить мужа лечь.
Он сделал это сам, и обнаженная Гизела, тихонько вскрикнув, отпрянула подальше. Барон сдвинул брови, а когда она хотела прикрыться, не позволил ей этого. Она всхлипнула, а он хрипло произнес:
— Вам, я думаю, хотелось бы видеть на моем месте Кенрика Аркоута?
На Гизелу словно вылили ушат холодной воды. Она села и бросила на него гневный взгляд.
— Кенрик Аркоут был другом… моего отца. Как вы смеете намекать…
— Я видел вас… двоих в лесу…
Гизела в ужасе уставилась на него.
— Я… между нами не было ничего… постыдного.
— Он вас обнимал. — Де Тревиль язвительно улыбнулся. — Я направлялся к вам в Брингхерст с подарком — Хереуардом. Въехал на поляну, а там — вы, и так увлечены друг другом! Никого кругом и не замечали. — Губы его скривились. — Вам повезло, что я оказался поблизости и сразу увидал дым, поэтому тут же поскакал на выручку.
Гизела мучительно пыталась восстановить все в памяти. Глаза ее от волнения сделались еще больше, а лицо побледнело.
— И, зная… что он дорог мне, вы продолжали настаивать на браке?
— Я хотел вас!
— Вы решили, что там в лесу… — задыхаясь, вымолвила она.
Он пожал плечами.
— Не знаю, чему верить. Полагаю, ваш отец не знал о том свидании.
— Вы ему сказали?
— Зачем? Ведь Кенрик Аркоут мертв.
От этих безжалостных слов Гизела закрыла лицо руками.
Он вытянулся на постели. Гизела отодвинулась как можно дальше, но барон протянул руку и взял ее за плечо.
— Мне не следовало говорить об этом с вами, особенно сейчас, но вы отшатнулись от меня, и я подумал…
Гизела хотела оттолкнуть его, но он уже завладел ее руками и крепко прижал к себе.
— Пусть между вами что-то и было, но я все равно желаю вас, и сегодня в церкви вы стали моей.
— Мы ничего такого не делали, только поцеловались! — отчаянно воскликнула она. — Я впервые встретилась с ним наедине, потому что…
— Почему?
Язык присох у нее к гортани. Как объяснить, что ее встреча с Кенриком произошла потому, что она хотела избежать этого брака?
Но де Тревилю ничего не надо было объяснять. С насмешкой он спросил:
— Вы встретились с ним тайком, чтобы обсудить мое предложение вашему отцу, да?
— Да! — дерзко ответила Гизела. — Кенрик любил меня и…
— Тогда отчего он не попросил вашей руки?
— Он… он ждал подходящего момента. Он…
У Гизелы вновь вырвалось рыдание. Почему, почему Кенрик чего-то ждал? Неужели он боялся материнского гнева? Выходит, он действительно был слабохарактерным человеком, о чем говорил ей отец. А тот мужчина, что сейчас прижимает ее к себе, не потерпел бы ничьих возражений, даже самого короля! Он добился бы своего, невзирая ни на что!
Лорд Ален так крепко сжимал ее, что ей стало больно, но она больше не сопротивлялась. Все равно он овладеет ею, но не душой, а лишь телом. На это он имеет все права, освященные церковью, и она не может отказать. Заставить же ее полюбить его он не в силах! Она будет ему верной женой, хорошей хозяйкой, будет подчиняться его желаниям в постели, родит ему детей, но никогда не будет полностью принадлежать ему. Гизела решительно сжала зубы.
Барон же был взбешен. Зачем он настроил ее против себя в такой важный момент? Не выдержал, сорвался!
В его любовницах перебывали многие: и спесивые придворные дамы, и шлюхи из военных обозов, но ни разу он не обманул ни одной женщины и не взял ее силой.
Теперь он проклинал свою глупость. Как он мог так напугать Гизелу? Ален отпустил ее плечо. Но растущая страсть очень скоро возобладала над силой воли. Внутри у него все разрывалось на части, а она лежала, откинувшись на подушки, и в свете пламени от камина ее белое, как слоновая кость, тело манило его. Господи, как он хотел ее!
От одной мысли, что она могла бы лежать в объятиях другого, его бросило в жар. Гизела принадлежит ему, и, Бог тому свидетель, сегодня ночью он овладеет ею и вытеснит из ее головы все мысли о ком-либо еще.
Он протянул руку и накрутил на палец длинный шелковистый локон, пахнущий розмарином и лавандой.
— Послушай, cherie note 13, — прошептал он, — ты забудешь его… — и прижался губами к бьющейся жилке у нее на шее.
Гизела не отодвинулась, но замерла. Ей казалось, что она сейчас умрет, ожидая что он накажет ее за обман. Но ведь она ни разу не сказала, что любит его или что он ей нравится. Лорд Ален не может винить ее в неискренности.
Гизела знала, что потеря девственности сопряжена с болью, и теперь опасалась, что барон, решив, что она уже утратила целомудренность, будет с ней жесток. Она ни за что не закричит, что бы он с ней ни делал.
Но Ален приложил все свои силы, чтобы сдержать страсть и обращаться с девушкой осторожно. Он опустился на безропотное тело и почувствовал ее сильную дрожь.
— Doucement, doucement… note 14, — прошептал он и ласково поцеловал ее в лоб. — Не бойся. Я поклялся — ты полюбишь меня. Я научу тебя восторгам любви. Мы не будем спешить.
Он стал касаться губами самых нежных мест на ее теле: шеи, затылка, груди, тугого живота и паха. Вначале она едва удерживалась от слез, но постепенно приятные, дразнящие ощущения захватили, и она помимо воли изогнулась под ним и издала стон, в котором смешались удовольствие и страх.
