Сычев К. В. - Дмитрий Красивый
– Так, мудрейший государь, о, солнце из солнц! – взвизгнул стоявший справа от высокого золотого трона ханский визирь.
– Это истина, наш правоверный повелитель! – поддакнул ему тайный советник Субуди, стоявший слева. – Надо его судить!
– Да поможет вам Аллах! – выдохнул имам Ахмат. – Судите же этого неверного уруса со всей строгостью и без поблажек! Пусть восторжествуют справедливость и правда!
Михаил Ярославович стоял, не отводя своих глаз от хана Узбека. Последний недолго смотрел на русского князя. Не выдержав его пронзительного взгляда, молодой хан отвел глаза в сторону и осмотрел сидевших перед ним на корточках на больших пушистых персидских коврах подданных.
Впереди всех восседал рядом с самим имамом верный ханский мурза и военачальник Кавгадый, который молча, ожидая слов своего повелителя, глядел перед собой.
– Скажи мне, Мыхаыл, – ордынский хан вновь устремил свой взгляд на русского князя, – зачем ты позволил себе такую дерзость? Неужели твоя рука поднялась на ханскую кровь?
– Не поднялась, государь, – сказал, как простонал, князь Михаил. – Это было просто несчастье! Славная царевна скончалась от жара, болея неизвестной болезнью! Ни я, ни мои люди никогда бы не осмелились совершить такое тяжкое преступление! Мы знаем о твоей и Божьей каре! И мы чтим тебя, государь, посылая тебе наши дары! Разве мы утаиваем «выход»?
– У меня нет к тебе претензий на счет «выхода»! – смягчился молодой хан, вспомнив про вчерашние богатые подарки. – И мой денежник тебя похвалил! А если ты говоришь правду и, в самом деле, не повинен в насилии над моей сестрой, наш суд тебя оправдает! – Он зевнул. – А теперь, ступай, коназ урус, в гостевую юрту и последуй за мной в дальнее кочевье! Я не хочу поспешного суда! Кроме того, я дам тебе пристава и воинов, чтобы они охраняли тебя и не подпускали к тебе врагов! Ты нажил себе, несчастный коназ, огромное множество недругов! – хан Узбек посмотрел на Кавгадыя, багровое лицо которого выражало недовольство. – А поэтому жди же, Мыхаыл, моего сурового суда, но будь спокоен: мой меч не сечет невинную и покорную голову!
Около двух месяцев скитался князь Михаил, сопровождаемый татарскими стражами, по степям, сидя в походной татарской кибитке. Тверские бояре, сын Константин и дружинники великого князя следовали в некотором отдалении.
Михаил Ярославович прекрасно понимал, что хан приставил к нему стражников не для его охраны, но только для того, чтобы предотвратить его побег. Впрочем, бояре великого князя, рассчитывая на снисхождение татарских стражников к своему господину, едва ли не ежедневно их чем-либо одаривали, и последние не только не препятствовали общению русского князя со своими людьми, но и вовсе его не охраняли, а лишь беспечно следовали за ним и, порой, дремали, не обращая внимания на тех, кто входил в княжескую кибитку или выходил из нее во время вынужденной стоянки. Сам Михаил Ярославович часто вылезал из кибитки и прогуливался вокруг, разминая ноги.
Наконец, хан Узбек после своих бесчисленных охот, бесед с имамом и муллами, прочих развлечений, «вспомнил», благодаря напоминаниям ненавидевших несчастного князя мурз, возглавляемых Кавгадыем, об обещанном суде.
С большой неохотой он назначил срок, определивший судьбу Михаила Тверского. Молодой хан еще при первой встрече с этим русским князем, обладая острым умом и достаточной проницательностью, понял, что тот невиновен. Но, обнаружив, как много влиятельных вельмож его стана, купленных московским серебром, настаивают на пристрастном суде и жестокой казни, решил с ними не ссориться.
Но главную лепту в обвинение князя Михаила внесли мусульманские священники и имам Ахмат. – Не прощай, государь, этому неверному урусу своих обид! – настаивал последний. – Тогда мы потеряем покорность остальных коварных урусов!
– Быть суду! – решил окончательно Узбек.
Так, несчастный великий князь Михаил предстал, будучи приведенным стражниками в большой походный шатер ордынского хана, перед своим жестоким судом.
Стоя на коленях перед ханским троном, окруженный теми же вельможами, что были и на его первой встрече с ханом, князь Михаил был буквально осыпан, падавшими со всех сторон на его голову обвинениями. Что только не говорили татарские мурзы! Чего они только не придумали! Однако молодой хан спокойно слушал своих людей, качал в знак согласия головой, а несчастному обвиняемому не давал слова. Лишь в самом конце первого дня этого позорного судилища он, выслушав длинную речь самого ярого обвинителя – Кавгадыя – который особенно усердствовал теперь, поднял руку, подав всем знак замолчать. – Ты был горд и непокорен мне, своему государю, – сказал хан, глядя на князя Михаила, стоявшего с опущенной головой, – и позорил моего посла, славного Кавгадыя! Ты бился против его людей и многих убил! Ты скрывал от меня свои доходы и пытался бежать к нэмцэ, чтобы передать им все свои богатства! Ты отравил супругу Юрке-коназа и мою сестру! Говори же, нечестивый убийца!
– Это неправда, славный государь! – спокойно и безучастно ответил на хорошем татарском языке Михаил Ярославович. – Неужели ты не видишь мою покорность и скромность? За что упрекаешь меня в чрезмерной гордости? Я всегда привозил тебе «выход» в установленном числе, не позволял себе удерживать ни одной мортки из суммы дани, определенной твоими людьми! А проклятых немцев я никогда не видел и никогда с ними не связывался! Они – наши лютые враги и нечестивые злодеи! Особенно против нашей веры! И княгиню князя Юрия я не губил, это было несчастье…Я говорю тебе только правду…И также клянусь…
– Не клянись, коназ урус, – пробормотал озадаченный хан. – Это сейчас не требуется…Да, твое дело непростое! – он вздохнул. – Пока еще никто не высказал против тебя убедительных слов! Придется судить тебя заново. В следующий раз здесь будет и коназ Юрке!
– Следовало бы связать руки этого нечестного и наглого коназа! – громко сказал Кавгадый, лицо которого, покрытое потом и багровыми пятнами, выражало крайнюю степень гнева. – Чтобы сидел на суде не праведным вельможей, но скромным обидчиком!
– Пусть будет так! – кивнул головой хан Узбек.
Через неделю князя Михаила привели в ханский шатер связанного. Он опять стоял на коленях, но с заломанными за спиной руками, и слушал бесчисленные оскорбления и обвинения. Особенно усердствовал присутствовавший на суде на этот раз московский князь Юрий. Он так кричал, что заглушал все разговоры и шум, царившие в шатре.
– Ты погубил мою возлюбленную супругу! – вопил в исступлении Юрий Даниилович. – И оставил меня, несчастного, вдовцом! Мне теперь осталось только уйти в монахи! Ты все у меня отнял, загубил мою жизнь, окаянный злодей! Заступись за меня, великий и справедливый государь!
