Мэдлин Хантер - Неисправимый грешник
– Как видите, слухи были ложными.
– Наша последняя встреча в Леклер-Парке доказывает, что в отношении ее это был не единственный случай не понимания.
Он изобразил улыбку, как человек, довольный собственной проницательностью и остроумием. Колин устремил на него предупреждающий взгляд, который Сиддел напрочь проигнорировал.
– Например, ее праведность. Весь свет верил в это.
– Доказательства ее добродетели говорят сами за себя.
– Мы оба знаем, что недавние факты свидетельствуют об обратном. Например, ее связь с вами. Вряд ли таким может быть выбор праведницы. – Он насмешливо вскинул голову. – Если, конечно, слухи о ее недееспособности не соответствуют действительности. Но видимо, это не так. Иначе вас можно было бы назвать полным негодяем.
– И в этом случае я составил бы вам отличную компанию. Однако уверяю вас, что ее ум и суждения яснее, чем ваши в течение ряда лет.
– Значит, мы не до конца понимали ее натуру. Та женщина, которую мы в ней видели, едва ли согласилась бы выйти за вас замуж, будучи в здравом уме. Ваш брат понял, что она собой представляет? И по этой причине передал ее вам? Поскольку мы все знаем, что он никогда не был образцом добродетели, каким притворялся, осмелюсь предположить, что он попробовал ее, прежде чем бросить…
Еще одно слово – и я убью вас. – Эти слова вырвались раньше чем Данте успел осознать. Это была рефлекторная реакция на оскорбления в адрес Флер. Ледяная холодность его тона скрывала глубинную ярость, которая им овладела. Он сказал то, что действительно имел в виду. Если бы Сиддел проронил еще хотя бы одно слово о Флер, он в самом деле его убил бы.
Лениво растягивая слова, Маклейн проговорил:
– Сиддел, когда вы бываете пьяным лишь наполовину, вы иногда произносите полузабавные вещи. Но сегодня это не тот случай. Проявите элементарный здравый смысл и уходите отсюда, пока я не передал Дюклерку пистолет, что бы он мог выполнить свое обещание.
Однако на лице Сиддела появилась презрительная улыбка.
– Я слышу вызов?
– Предупреждение, – уточнил Данте.
– А, ну да, конечно. Вы вызовов не бросаете. Вы предоставляете возможность своему брату драться за вас на дуэлях.
Скопившиеся за долгое время гнев и ярость в одночасье лишили Данте способности обдумывать свои действия. Вскочив с места, он схватил Сиддела одной рукой за воротник, а в следующее мгновение нанес сильнейший удар в ухмыляющееся лицо.
Сиддел приподнялся над полом и всем телом рухнул на соседний игорный стол. Подпрыгнули кости, перевернулись бокалы, а сидящие за столом игроки в изумлении чертыхнулись, увидев перед собой распластавшееся и по виду безжизненное тело.
В зале воцарилась выжидательная тишина. Некоторые из присутствующих вытянули головы, чтобы получше разглядеть картину. Мужчины, чья игра была прервана внезапным падением Сиддела на их стол, перешли играть на другой.
Маклейн поднялся, чтобы осмотреть Сиддела. Вернувшись назад, он сел и прикурил сигару.
– В нокауте. Я не помню, чтобы ты наносил такой удар, со времен Оксфорда. Похоже, что женитьба пошла тебе на пользу.
Данте оперся костяшками пальцев о стол.
– Он был, можно сказать, в нокауте, когда подошел сюда.
– Черта с два. Это был удар редкой силы. Впрочем, он его заслужил, – сказал Колин. Он посмотрел на распластавшееся тело. – Я, пожалуй, попрошу ребят Гордона отнести его в карету. – Колин поднялся, чтобы найти помощников.
Маклейн вынул карманные часы.
– Мне надо скоро уходить. Я должен встретиться с Лизой, ее представление скоро заканчивается. – Он хитро улыбнулся. – Кстати, насколько щедра твоя жена? У Лизы есть рыжеволосая подруга потрясающей красоты.
Данте представил себе комфортабельные будуары Маклейна с мягкой, располагающей мебелью. Воображение нарисовало ему картину, как он в течение нескольких часов наслаждается общением с красавицей подругой. Подумал о том, сколько неги и тепла он может получить, если поедет с Маклейном, и вспомнил, что дома его ждут спартанское ложе и эта чертова белая дверь, ведущая в спальню Флер…
– Не настолько щедра. Ведь мы молодожены.
– Да, конечно, – серьезно сказал Маклейн. Блеск его глаз показал, что он понял: для Данте не прошли незамеченными те возможности, которые открывались его вторым предложением.
Колин вернулся с тремя крепкими мужчинами. Они стали поднимать Сиддела.
Маклейн с интересом наблюдал за их действиями.
– Конечно, это не мое дело, но Сиддел и есть Сиддел.
–Я потерял контроль над собой. Это случается со всеми.
– Но очень редко с тобой. – Он стряхнул пепел с сигары. – Что он имел в виду? Перед тем, как ты его ударил? Он что-то упомянул про твоего брата, который дерется за тебя на дуэлях.
– Не имею понятия.
Маклейн поднялся:
– Я должен идти. Я почти сожалею о своем свидании. Вероятно, ты учинишь уличные скандалы, а я это пропущу. Ты уверен, что не затеешь их?
– Я присоединюсь к другим.
Маклейн ушел, а Данте с бокалом вина направился к столу, где играли в кости. Когда он поравнялся со столом, где совсем недавно лежал Сиддел, он услышал снова приветственную дробь, которую мужчины выбивали костяшками пальцев.
Ему хотелось сказать, что его спровоцировали на это гнусные инсинуации в адрес Флер, но на самом деле они явились лишь запалом. Решающей оказалась реплика Сиддела о том, что за него на дуэлях дерется его брат; именно она привела его в бешенство, и он пустил в ход кулаки.
Он отреагировал столь энергично потому, что Сиддел был прав. Несколько лет назад его брат Верджил фактически дрался на дуэли вместо него. Лишь немногие знали об этом, и никто из них не обронил ни слова о подробностях того, что произошло в тот холодный день на французском побережье.
Во всяком случае, он так всегда считал.
Флер посмотрела на письмо, над которым она трудилась. Слова превратились в кляксы, взор ее был затуманен слезами. Она вытерла глаза и написала новое предложение. Ей нужно было бы сейчас спать, но все ее попытки заснуть кончились неудачей.
Она перестала писать и оглядела свою новую, заставленную мебелью гостиную. Обитый желтой камчатной тканью небольшой диван почти загораживал проход к письменному столу, а зеленое кресло близ камина едва поместилось. Нужно убрать часть мебели. Эта комната вдвое меньше той, которую она отдала Данте.
Она снова вернулась к письму. Ее пугало, что она никак не может сосредоточить мысли на большом проекте, который постоянно волновал ее в течение двух лет. Она вернулась из Франции для того, чтобы осуществить его, и сбежала от Грегори, преследуя ту же цель. И вот сегодня она почти с раздражением думала о том, какую роль он играл в ее жизни.