Мэдлин Хантер - Неисправимый грешник

Она упала на колени перед окном и разрыдалась.

Глава 7

Грегори Фартингстоун шел по улицам просыпающего­ся города. И хотя из-за густого тумана ничего не было вид­но уже в нескольких ярдах, он шел к месту своего назначе­ния торопливыми шагами.

Он страшно не любил подниматься до зари и уходить, когда никто не знал, куда он идет.

И вообще он терпеть не мог весь этот бизнес. Ненави­дел хлопоты и ухищрения. Ему было тошно от неясных предчувствий и сознания того, что он идет по краю пропа­сти. Его злило, что он играет в игру, в которой кто-то дру­гой имеет гораздо лучшие карты.

Он свернул в узкий переулок, быстро миновав ряды ве­ликолепных зданий. Войдя в сад одного из них, он направился к лестнице, ведущей к кухонной двери с тыльной сто­роны дома.

Как какой-нибудь жалкий слуга. Именно так он нано­сил визиты в этот дом.

Выбора не было. Он не хотел, чтобы его видели. Тем не менее это вызывало в нем раздражение, уязвляло его само­любие.

Повариха уже была на ногах, когда он вошел. Она ни­как не прореагировала, когда он прошествовал через ее вла­дения. Судомойка сидела у плиты и пыталась разжечь огонь. Вероятно, им было приказано не замечать его, но всякий, у кого найдется несколько шиллингов, вероятно, сможет раз­вязать им языки.

Он поднялся выше, где его ожидал дворецкий. Идя вслед за ним, он снова обратил внимание на дорогую мебель в доме. Владелец был неравнодушен к роскоши и в этом от­ношении не походил на Фартингстоуна, который предпо­читал более скромную обстановку, приличествующую по­печителю банка и человеку серьезных намерений. Он бы не хотел жить среди подобного великолепия, даже если бы мог это себе позволить.

Он вдруг почувствовал негодование. Ему было отлично известно, каким образом доставались хозяину эти роскош­ные ковры, кресла и картины. Он в деталях знал о том, кто за это платил.

Он увидел хозяина в спальне, потягивающего кофе и пробегающего взглядом газету. Мужчина все еще был в ха­лате и даже не счел нужным надеть визитку. Фартингстоун поспешил напомнить себе о том, у кого на руках лучшие карты.

Камердинер налил кофе в другую чашку из серебряно­го кувшина, подал ее Фартингстоуну и удалился.

– Да, это дьявольски пакостная история, Фартингсто­ун, – сказал Хью Сиддел, швырнув газету на столик, рядом с кофейным прибором.

Фартингстоуну ненужно было заглядывать в газету, что­бы понять, что имеет в виду Хью Сиддел. Сообщение о браке Флер и Данте Дюклерка он увидел уже на расстоянии деся­ти футов.

– Вы говорили, что предпринимались необходимые меры, – добавил Сиддел.

– Да. Броум сказал им вполне определенно, чтобы они подождали. Я никак не мог предположить, что они окажут­ся настолько дерзкими…

– Если бы вы не колебались в ту ночь, не разводили бы сантиментов и вмешались бы…

– То, что вы предлагали, было незаконно.

– А то, что собирались сделать вы, разве было законно? По крайней мере осуществись мой план, и она оказалась бы под постоянным контролем.

Фартингстоун отошел на шаг в сторону. Сердце у него неприятно затрепыхалось. В последние месяцы ему при­шлось пережить большие неприятности. Все эти треволне­ния вызывали патологическое сердцебиение.

Он постарался взять себя в руки и снова посмотрел на Сиддела:

– Броум будет разозлен этим их шагом. Ему придется согласиться ускорить рассмотрение моей петиции. Если суд объявит ее недееспособной, церковь аннулирует брак.

Сиддел презрительно фыркнул:

– Дюклерк наверняка выступит вашим оппонентом. К тому времени, когда все разрешится, он позволит ей про­дать всю недвижимость, которой она владеет. Он относится к числу тех, кто предпочитает землям деньги. Их легче проматывать. – Нахмурившись, он провел пальцами по черным волосам. – Черт бы побрал этих Дюклерков! Когда она якшалась с Леклером, в этом еще был какой-то смысл, но ее брак с Данте – сущее безумие.

Фартингстоун был не слишком высокого мнения о Дюклерке, однако в отличие от Сиддела не считал Данте дура­ком. К тому же Дюклерк мог испытывать какое-то чувство к Флер. Персональный интерес Сиддела к Флер ему всегда казался не вполне здоровым.

– Необходимо приоткрыть некоторые детали, если вы хотите, чтобы все уладилось как можно быстрее, – сказал Сиддел – Нужно, чтобы все узнали, что она вела себя странно. Возможно, вам придется дать понять, что подоб­ные странности наблюдались и у ее матери. Необходимо создать вокруг нее общественное мнение. Тогда Верховно­му суду будет легче.

Сердце у Фартингстоуна снова дало сбой. Флер – это одно, а вот Гиацинта – совсем другое. Пусть он женился на ней и не по любви, но он до сих пор оставался лояльным по отношению к ней.

Он перевел взгляд нагазету. Он не одобрял того, что предлагал Сиддел, но, вероятно, другого выхода не было.

Флер сама виновата во всем. Если бы она прислушалась к аргументам… так нет, она никогда никого не слушала и вот теперь вышла замуж за этого человека.

– Если мне удастся добиться аннулирования брака по причине ее недееспособности, она не сможет выйти замуж ни за кого другого. – Он сказал это с небрежным видом, однако хотел, чтобы его намек был воспринят.

– Разумеется. Поскольку вы заколебались в ту ночь, тот план теперь не пройдет.

– В таком случае мы обо всем договорились. Я найду способ преодолеть осложнения, которые создал этот брак.

– Надеюсь, мой друг. – Сиддел поднялся и направил­ся в гардеробную. – В конце концов, это только ваша про­блема, и так было всегда. Я всего лишь заинтересованный наблюдатель, который пытается помочь вам найти выход.

Через неделю после того, как о браке было сообщено в лондонских газетах, Данте вошел в игорное заведение «У Гордона». Его появление сопровождалось бросаемыми украдкой взглядами и усилением гула голосов в прокурен­ном затемненном зале.

Он направился к группе молодых людей, сидевших в се­веро-западном углу. Несколько лет назад кто-то окрестил тех, кто там постоянно собирался, компанией младших сыновей. Всем им от рождения светили уменьшенная доля на­следства и не слишком радужные матримониальные пер­спективы.

Большинство из них Данте видел впервые после своего несостоявшегося бегства во Францию. Некоторые сообщи­ли о его появлении, предупреждающе толкнув соседа в пле­чо. При его приближении все больше глаз устремлялось на него. .

Он взялся за стул возле стола для игры «в двадцать одно», за которым сидели Маклейн и Колин Бершар – любезный светловолосый второй сын графа Динкастера.

Сидевший через три стола молодой человек поднялся и преувеличенно церемонно поклонился Данте. Затем при­нялся похлопывать по столу.