Элоиза Джеймс - Однажды в замке
– О, Сюзанна говорит, – с чувством поведал Гауэйн. – Постоянно. И у нее есть зубы. Она укусила меня в тот день, когда пришла в Крэгивар. Так что советую тебе быть с ней осторожнее.
Он снова сел и потянулся к ее руке.
– О небо, – выдохнула Эди.
Сама не замечая, она пальцем чертила узоры на своей ладони. Голова шла кругом. Она не только выходит замуж и переезжает в Шотландию, но, очевидно, становится матерью осиротевшего ребенка. Отец мог бы и упомянуть об этой «незначительной» детали.
– Я помню, ты выразила желание иметь ребенка через несколько лет. Я не хитрил, намеренно не упомянув о существовании Сюзанны. Должен признаться, что поскольку я сейчас не в Шотландии, просто забыл об этом.
Он ничуть не выглядел виноватым.
– У тебя есть родные, которые помогают ее растить? – с надеждой спросила Эди. – Тетя, возможно?
Она не может за одну ночь стать матерью пятилетней девочки! Эди и вовсе сомневалась, что видела таких маленьких детей раньше.
– К несчастью, нет. У меня есть тетки, но они еще не видели Сюзанны. Это сестры моего отца. Они живут на Оркнейских островах.
– Так девочка сейчас одна в замке?
– Кроме нее там есть сто тринадцать слуг, включая тех четверых, которые заботятся исключительно о ней.
Сама Эди потеряла мать, когда была маленькой, и прекрасно представляла, что даже сотня слуг не могут заменить потерянного родителя.
– Возможно, есть книги на эту тему, – пробормотала она. – Бедный ребенок ужасно горюет? Как умерла твоя мать?
– Утонула в озере, выпив виски куда больше, чем полагается любому человеку.
Последовала пауза.
– Мой отец, – добавил он, – умер много лет назад, выпив сразу две бутылки виски. На спор, насколько мне известно.
Эди пыталась подобрать стандартное выражение сочувствия, но ни одно не казалось уместным.
– Все же, мой отец умер, выиграв свое злополучное пари, что, несомненно, стало для него утешением. Я не пью спиртное, на случай если тебя волнует, что я унаследовал фамильную склонность к таковому.
Гауэйн сообщал эти факты абсолютно бесстрастным тоном, словно говорил о погоде.
– А отец Сюзанны… твой отчим?
– Моя мать называла себя вдовой, хотя никто в доме не знал о том, как она жила до того, как в прошлом году перебралась в Эдинбург. Должно быть, скрывала свое замужество от меня, чтобы ей не перестали выплачивать содержание. Может быть и так, что Сюзанна – незаконный ребенок. Я нанял сыщиков с Боу-стрит, чтобы все выяснить.
Герцог скрестил руки на груди.
– Некоторые могут предположить, что я предлагаю тебе запятнанное имя.
– Вздор! – нахмурилась Эди. – Ты не отвечаешь за глупости, сделанные твоими родителями.
– Очень великодушно с твоей стороны.
Поколебавшись, Гауэйн продолжил:
– Должен добавить, что Сюзанна оказалась совершенно неуправляемой. Я не единственный, кого она укусила. Полагаю, няни тоже находятся под угрозой.
Великолепно. Эди уже решила, что нет необходимости заботиться о ребенке. Для нее перевоспитать трудного ребенка слишком сложная задача.
– Девочка знала о тебе до того, как появилась в твоем доме? Какая она?
– Крошечная. Тощая. Думаю, она прекрасно разговаривает для столь маленького ребенка, хотя ее гувернантка заверила, что девочки развиваются быстрее мальчиков. Нет, она понятия не имела, что у нее есть брат.
– Она похожа на тебя?
– Ее волосы гораздо ярче моих. В остальном… трудно сказать. Я провел с ней очень мало времени.
– Должно быть, она в отчаянии. Потерять матушку и тут же оказаться в незнакомом доме.
– Ей нет причин отчаиваться. У меня создалось впечатление, что она знает о матери очень мало.
У Эди сложилось впечатление, что, по мнению герцога Кинросса, лишь крайние обстоятельства допускают столь сильную эмоцию, как отчаяние.
– Даже если Сюзанна не была близка с матерью, все равно это серьезная утрата, – подчеркнула она.
– Я каждый день получаю отчет о всех значительных событиях в поместье. И после эпизода с укусом на прошлой неделе, о детской больше не упоминали. Так что я уверен, что она счастлива.
Эди снова вскочила. Все только что зародившиеся чувства к Гауэйну поглотила буря нервозности. Подойдя к камину, она взяла с каминной полки красивую маленькую фарфоровую мадонну, державшую младенца Иисуса, повертела в руках и поставила на место. Вероятно, Мария прекрасно знала, как воспитывать сына. Зато Эди испытывала нарастающий ужас при мысли о ребенке. Почему отец не упомянул о Сюзанне, когда объявлял о помолвке с Гауэйном? Эдит наверняка бы запротестовала!
Хотя вряд ли отец обратил бы внимание на ее сомнения, учитывая, что этот брак сделает ее герцогиней.
– Но каким образом ты получаешь ежедневные отчеты, если находишься здесь, а Сюзанна – в Шотландии? – спросила она.
– Каждое утро приезжает грум из замка.
Герцог тоже поднялся и встал с другой стороны каминной полки.
– Я нахожу, что управлять большим поместьем значительно легче при постоянном почтовом сообщении. Мои более отдаленные поместья посылают отчеты в замок каждые два-три дня.
– Но для этого требуется очень много слуг, – поразилась она. – И экипажей, и лошадей.
Герцог пожал плечами.
– В этом недостатка нет.
Но тут в его глазах снова загорелось напряженное желание, и Эди остро ощутила, как легко одета.
Он шагнул к ней:
– Не тревожься о моей сестре. Если она тебе не понравится, я найду кого-то другого, чтобы заботился о ней.
– Нет-нет! – воскликнула Эди. – Я просто не привыкла к детям. Но постараюсь справиться.
Гауэйн одарил невесту обольстительной улыбкой, напрочь прогоняя все мысли о Сюзанне.
– Это ужасно рискованно, – охнула Эдит, внезапно вспомнив, что они одни в ее спальне, в чужом доме, посреди ночи. – Ты должен уйти. Не хотелось бы испортить свадьбу Гонории страшным скандалом.
– Верно.
Его глубокий голос ласкал ее слух. Как бархат.
Она вздрогнула и услышала звуки несуществующей музыки. Он не двинулся с места.
– Ты довольно велик. Широк, я имею в виду.
– Я каждый день плаваю в озере.
Очевидно, это плавание развило ему грудь, до которой Эди жаждала дотронуться. Герцог поклонился и шагнул к балкону. Она последовала за ним, словно привязанная невидимой нитью.
– Что ты думаешь о моей игре? – спросила она, когда Гауэйн взялся за перила, собираясь опустить веревочную лестницу, привязанную к угловой балясине.
Его лицо было в тени: лежавший внизу двор освещался только лунным светом.
– Я считаю тебя гениальной, как и сказал твой отец. Ты научишь Сюзанну играть на виолончели?
– Да, – кивнула она, впервые осознав что, конечно, для нее станет радостью научить ребенка. Как научил ее отец.
