Кармен. Комсомол-сюита - Зоя Орлова
Я растеклась по его телу теплым, податливым пластилином. У меня тоже не было сил оторваться от него.
— Я столько раз представлял, как это случится, — говорил он, — ни о чем другом думать не мог.
Он дотянулся до моего фужера с вином и поднес к моим губам. Я нехотя взяла, отпила немного. И тут у меня прорезался голос.
— Да вы, сударь мой, прямо мастер, — проговорила я. — Всегда приятно иметь дело с профессионалом. И в каком монастыре, если не секрет, вы постигали тонкости горизонтальной акробатики?
Леха тихо рассмеялся.
— Слова-то какие… «горизонтальная акробатика»… Надо запомнить. — Он усмехнулся. — Мне просто повезло с «тренером». Мы тогда на Кубе стояли, целый месяц. В первой же увольнительной срисовали друг друга на набережной и понеслось… Не вылезали из постели при каждой возможности. Я тогда совсем свихнулся, хотел даже на Кубе остаться, но она же мне мозги и вправила.
— Как ее звали?
— Жоана. Потом, конечно, клялся, что буду писать каждый день, что приеду за ней, «увезу тебя я в тундру» и все такое. Только она была умнее, слушала, кивала, улыбалась, а в последний момент сама меня пинками на борт загнала. И с тех пор часто мне снилась. Очень часто. Почти каждую ночь. Я когда домой вернулся, ни на кого смотреть не мог, ни одна ей и в подметки не годилась. Пока тебя не увидел. С того вечера в августе Жоана мне больше не снилась. Зато стала сниться ты, пушиночка.
А я слушала и млела. Как же мы все-таки падки на такие душещипательные истории. «Женщина любит ушами». Какая сволочь это сказала? Это же правда! «Едрить Васькину ночнушку!», — сказал бы наш интернатский дворник.
— Знаешь, весь город судачит, что мы с тобой уже давно шоркаемся, — продолжал Алексей, его руки непрерывно гладили мою спину и все, до чего могли дотянуться. — А у нас с тобой только сегодня самый первый раз случился. Седьмое ноября, красный день календаря…
Я услышала его усмешку. Знал бы он, что еще тогда, в августе, кое-кто поспорил, что Леха уложит меня в постель за две недели. «Ха-ха» три раза!
— Ты очень похож на своего отца, — сказала я. — Только у него волосы с проседью и фигура помощнее. А так прямо одно лицо. Интересный мужчина.
— А то ж! Только ты губу-то не раскатывай. Он матушку любит. А она у нас такая красивая, как киноартистка. Так что не надейся, батя на тебя и не посмотрит, — проговорил Лешка и снова крепко прижал меня к себе.
Так уж и не посмотрит? А кто мне ручку шаловливую между лопаток положил, провожая из кабинета? Кто мне глазки строил, наливая чай? Но я об этом уж точно никому не расскажу, а тем более Леше. Пусть и дальше батей гордится.
— А кто у тебя был «тренером»? — спросил Леха. — Кто девочку вскрыл? Если, конечно, это не смертельная тайна…
Я помолчала немного, соскользнула с Лехиной груди на черный мех и немного отодвинулась.
— Не хочешь — не отвечай, — сказал он примирительно.
Я усмехнулась. Теперь для меня все это было таким далеким и неважным.
— Одногруппник, на журфаке. Это было давно и вышло случайно. Ничего интересного, — сказала я безразличным тоном. Про то, что это случилось вообще еще в интернате, я ему уж точно не расскажу. — А те обалденные котлеты кто готовил?
— Понравились? — Леха оживился. — Это батя. Он вообще классно готовит. И все соленья-варенья тоже сам делает. Матушка умеет готовить, но делает это редко, работа у нее такая, что в любой момент может сорваться на вызов. Так что вся еда в доме на батиных плечах.
Я мечтательно повела глазами и промурлыкала:
— Вон оно что… А батя поинтересней тебя будет. Соблазнить его, что ли? Буду в любовницах у целого заместителя директора молокозавода ходить, каждый день свежими сливками кофеек разбодяживать. Красота!
Глаза у Алексея потемнели. Я и моргнуть не успела, как снова оказалась под ним. Кажется, он решил наказать меня за греховные мысли.
— Даже думать так не смей, малышка. Теперь у тебя есть я и только я. И стонать ты будешь только подо мной, пушиночка моя…
Ой, мамочки…
Утром я стояла под теплым душем, в просторной ванной, сверкающей белым кафелем. Внутри, в голове, в теле бесконечно бродили ощущения и воспоминания о прошедшей ночи. Неужели так бывает? Нет, так не может быть. Так хорошо, так сладко, так бешено… Так не бывает. И тут же подумалось: только так и бывает!
Вспомнила, как, поднимаясь с постели, заметила под краем разорванные пакетики от презервативов. Германские, надо же. Небось еще и желтенькие. Мы с девчонками в студенческой общаге делали себе резинки для волос из таких презиков, они отлично держались на волосах и легко снимались, не выдергивая волосы, в отличие от черных медицинских резинок.
И тут вдруг я представила сюжет в киножурнале «Хроника дня», который показывают перед началом фильмов в кино: на фоне солнечного синего неба и золотых пшеничных полей, под звуки бодрого трудового марша, стоит Леха в костюме комбайнера на голое тело и сияет белоснежной улыбкой. А поставленный дикторский голос за кадром энергично вещает: «Это молодой передовик, знатный ебарь нашего колхоза, Алексей Блинов! За одно свидание он использует целых три желтых презерватива производства ГДР! А к следующему съезду КПСС Алексей взял повышенное обязательство — использовать за одно свидание уже пять добротных, импортных гондонов! Молодец, Алексей! Так держать! Родина гордится тобой!». Камера отъезжает, панорама счастливой колхозной жизни, улыбающиеся старики, румяные сисястые доярки в ситцевых мини-сарафанах машут Лехе руками. Летят самолеты — привет Алексею! Идут пионеры — салют Алексею!
Лешка постучал в дверь ванной и спросил:
— Кирюхин, ты как там? Все хорошо, нет?
— Все хорошо. Я сейчас выйду, — ответила я, давясь смехом.
— Ага, я жду тебя на кухне.
Какой хороший мальчик, какой старательный! Целых три раза стартовал и достойно финишировал. Когда только он успевал натянуть «резиновое пальто»? Я даже не заметила. Видимо у Лехи, как у Штирлица, это был «рефлекс, выработанный годами».
На вешалке в ванной висели махровые полотенца и Лешина рубашка из клетчатой фланели. Может он специально повесил ее здесь? Знал, что мне захочется влезть в эту чудесную, мягкую
