Дагмар Эдквист - Гости Анжелы Тересы
— Боже, что ты сделала?
Она рассказала о несчастном случае в своей аптеке.
— Поэтому я и смогла прилететь в Барселону. А то… ты знаешь, до моего отпуска еще целых полгода.
— Я и боюсь, и все же рад, — сказал Давид. — Больно тебе?
— Нет, ерунда. Только когда я вспоминаю о своем желании, профессиональная совесть грызет меня — и тогда рука начинает болеть.
10. Медленный завтрак
Пальмы сухо шелестели, но солнце светило теплее, чем раньше, потому что наступил март. Свободные от работы жители Соласа стояли и сидели, как обычно, на утреннем солнышке перед гостиницей, около низкой каменной стены, отделяющей пляж от автострады перед отелями.
Здесь можно было узнать все новости, получить любую информацию.
Давид угостил нескольких стоявших рядом испанцев сигаретами и сообщил, что он и его жена ищут квартиру.
Сразу же несколько человек вызвалось сопровождать их в качестве гидов. Оказалось, что чуть ли не у всех у них есть тетушки, тещи или свекрови, жаждущие сдать свои комнаты квартирантам.
Давид объяснил, что им нужны не комнаты для туристов, а такое жилище, где они могли бы устроить себе настоящий дом.
Ну, тогда нужно спросить у эль вигилянте, он присматривает за всеми домами, сдающимися в наем.
Не дожидаясь, пока их попросят, мужчины сходили за эль вигилянте, ночным сторожем. Обитый железом посох, знак своего достоинства, он нес как скипетр. Его встречали с почтением все от мала до велика, начиная от уличных мальчишек и кончая именитыми горожанами. К почтению примешивалась еще и малая толика страха, потому что эль вигилянте был в своем роде всевидящим оком: не спал по ночам и следил, чтобы на улице все было мирно и благопристойно, чтобы не начался пожар, чтобы женатые мужчины не спутали случайно свою жену с чьей-нибудь чужой. Люди боялись языка эль вигилянте больше, чем его посоха. Последним он пользовался главным образом для того, чтобы дубасить в дверь, если кто-нибудь просил его разбудить к утреннему автобусу — в этом городе будильники не требовались. Пресвятая дева, грохот, производимый им, поднял бы на ноги целую пожарную команду и все машины скорой помощи в городе с более слабонервным населением.
Эль секретарио и жандармерия внушали страх — холодный казенный страх. Они представляли закон, но закон, продиктованный извне, из Мадрида.
Положение эль вигилянте было иное. Его профессия считалась очень древней и составляла одно целое с самим городом, наподобие его старой стены. Профессия его органично выросла из потребности самих обитателей города в спокойствии и порядке. Ему доверяли, как собственной совести, его можно было провести за нос, совершенно так же, как свою совесть, мог он и вздремнуть на часок, — опять же так, как наша совесть, и так же мог внезапно очнуться от сна в самый неподходящий момент… У него не было никакой форменной одежды, по которой его сразу можно было бы узнать, он ходил в таких же линялых рабочих брюках, как они сами пропускал стаканчик вместе со всеми в каком-нибудь из баров, когда к вечеру становилось холодно, мог посмеяться и попеть, мог покружиться немного в танце с красивой девушкой; но он был и оставался эль вигилянте, бдительным оком, и почтение окутывало его, как облачный ореол окутывает месяц.
Эль вигилянте выслушал их пожелания и сказал, что может предложить им прекрасное жилье: дом, настоящий дом для семьи. Владелец принадлежит к одной из самых старых семей города, но сам находится на дипломатической службе.
Их повели к тому самому дому на площади, у которого были изысканные чугунные решетки на балконах и лестницах. К сожалению, такие же великолепные решетки были и на окнах, и весь интерьер тоже был в восточном стиле, строгий, тяжелый.
— Хотела бы ты здесь жить? — спросил Давид.
— При условии, что стану пить шербет и у меня будет любимый евнух, — засмеялась Люсьен Мари.
Когда эль вигилянте заговорил о пятнадцати комнатах и о квартирах для слуг, Давид поспешил объяснить, что ему хотелось бы что-нибудь посветлее — может быть, даже па окраине города.
Отлично — у эль вигилянте есть еще ключи от виллы, построенной наверху, на склоне горы, одной американской дамой, сейчас она как раз в Америке.
А квартирная плата?
Невысокая, как ему кажется.
Они забрались на крутой склон к оштукатуренному белому бунгало с красной черепичной крышей. Оно красовалось там, белоснежное и яркое среди вечнозеленых растений, с восхитительным видом на залив. Американские удобства, испанские мозаичные полы и увитые розами галереи. Оказалось, там всего четыре комнаты, но они были полны воздуха и света, и потом там имелось абсолютно все, начиная от обитых ситцем шезлонгов и кончая рюмками для коктейля и купальными простынями пастельных тонов. Никогда Давид не предполагал, что Люсьен Мари проявит такое страстное желание жить в этом доме.
Но ах! — когда они пришли в квартирное бюро и услышали «дешевую цену», то прямо побледнели. Уехавшая мадам облекла свои пожелания в твердую валюту.
Давид увидел, какой усталой и огорченной выглядела Люсьен Мари, и взял ее под руку, когда они побрели домой.
— Знаешь, по-моему, для нас это было бы слишком слащаво, все равно как в кинофильме. Слишком уж отдает причудами американской дамы в этой суровой стране.
— У меня у самой дамская фантазия, — жалобно произнесла Люсьен Мари. Она была безутешна.
Ее туфельки не годились для всех этих крутых тропинок, она решила купить испанские веревочные туфли.
— Есть у меня здесь один друг… — начал Давид и повел ее в лавочку Жорди.
Жорди вышел к ним навстречу. Покрытое коричневыми веснушками лицо его было, как всегда, бледно. Он и виду не показал, что знает Давида. Вероятно, это должно было означать: на знакомство не претендую.
— Франсиско Мартинес Жорди — моя жена, — представил их друг другу Давид. Консепсьон поставила их в затруднительное положение, теперь он везде был вынужден представлять Люсьен Мари как свою жену.
Жорди не выразил удивления, он вообще не выказал никаких чувств, робкий и замкнутый, как всегда. Молча и сдержанно достал туфли, которые у него попросили. У него их было всего два вида, и притом самые простые, поэтому он без комментариев указал, что в магазине выше по улице имеется больший выбор.
Люсьен Мари взяла черно-белую пару, села и обвязала шнурками крест-накрест ногу немного выше подъема. Давид рассказал о своих безуспешных поисках квартиры.
Жорди задумался, Он хотел было что-то сказать, но сдержал себя, опять погрузился в свое вялое равнодушие.
— У вас есть что-нибудь на примете? — спросил Давид, от которого не ускользнули его колебания.
