Кристина Додд - Соблазненная принцем
— Вы были смущены, наткнувшись в комоде на мое нижнее белье?
— Нет. С чего бы мне смущаться? — сказала Виктория.
И это было правдой. К тому времени как она наткнулась на его вещи, начало светать, и она, разглядев, что это такое, чуть не сгорела со стыда. Но она добавила, вздернув подбородок:
— Я всего лишь искала какое-нибудь оружие, хотя, к сожалению, не нашла.
— Я могу показать вам, как можно сделать оружие из дюжины вещей, находящихся в этой комнате.
Он шутит? Виктория огляделась вокруг. Комната была обставлена самой обычной мебелью. Что же здесь можно использовать в качестве оружия? Прошлой ночью она выглянула из окна и поняла, что находится в замке.
— Я в вашем замке? Я не ошиблась?
— Да, это действительно один из моих фамильных замков. — Рауль подошел к окну и с любовью окинул взглядом открывающиеся просторы. — Он находится в плачевном состоянии, но идеально подходит для деятельности, которую мы планируем развернуть. Здесь множество тайных ходов, закоулков и щелей, где можно спрятать огнестрельное оружие и амуницию, а также подземных камер, скрытых под фальшивыми полами.
Революция Викторию ничуть не интересовала.
— В замке множество спален. Я переберусь в одну из них. И пусть вас не беспокоит, что вы в моей комнате. — Отойдя от окна, он снял воротничок и манжеты и бросил их на пол поверх уже валявшегося там галстука. — Я намерен сделать так, чтобы вы занимались делом и находились под наблюдением в течение дня, а ночью были заперты здесь со мной.
— Я не могу оставаться здесь с вами. Пострадает моя репутация!
— Можете положиться на меня. Я обещаю никому об этом не рассказывать. Разве я не доказал, что заслуживаю доверия? Ни один человек не узнал о поцелуях, которыми мы обменялись несколько лет назад.
Ей не хотелось говорить о тех поцелуях.
— Клянусь, я не убегу.
— Вы англичанка, мисс Кардифф, а следовательно, полагаете, что клятва, данная язычнику вроде меня, ничего не значит…
— Но это неправда!
— …и что ваш долг как англичанки — сбежать.
Вот это было правдой. Но она помнила, как долго они добирались верхом до его замка, и сквозь какие густые, непроходимые заросли пролегала тропа. Было правдой, что она сбежала бы, если бы представилась малейшая возможность, но… как она найдет дорогу до Тонагры? А если она заблудится?
Возможно, ей удалось бы подкупить слуг…
— Как долго вы намерены держать меня в этом абсолютно аморальном заточении?
— Вы слишком торопитесь с выводами, не так ли? Ничего аморального мы пока что не совершили.
— И не совершим, сэр! Я требую, чтобы вы сказали мне…
— Вы останетесь здесь, пока я не возьму контроль над страной в свои руки.
— Скоро ли это случится?
— Это займет не более двух лет. — Он взглянул на нее и расхохотался: — Если бы вы могли сейчас видеть выражение вашего лица!
Самым строгим учительским тоном Виктория сказала:
— Да, я уверена, что это выглядит уморительно, но нельзя ли теперь назвать более точные сроки?
— Два месяца. А точнее — до первого снега.
— Два месяца?! — в ужасе воскликнула Виктория. — Вы сошли с ума?
— Вы сделали ошибочные выводы, не оставив мне выбора.
— Не оставив выбора? — Она пересекла комнату и остановилась перед Раулем. — Вы рассуждаете как ребенок. Разумеется, у вас есть выбор. Отправьте меня назад к Джонсонам. Мы сразу же уедем в Англию, и ноги моей в вашем доме никогда больше не будет!
— Джонсоны уехали, — сказал он.
Ее возбуждение улеглось, она побледнела. Руки безвольно опустились.
Они ее бросили.
— Может, вам лучше присесть? — сказал Рауль и, взяв Викторию под локоть, подвел ее к стулу и помог сесть.
— Конечно, они уехали. Как я сразу не сообразила? То, что вы устроили на балу… — сказала она. — Мистер Джонсон никогда и ни за что не станет рисковать жизнями своих дочерей и жены. И уж конечно, не станет делать этого ради их гувернантки.
— Если у них нет чувства ответственности и привязанности, то это не такая уж большая потеря. — Рауль наполнил бокал и передал его Виктории: — Выпейте.
Попробовав, она отстранила бокал:
— Это вино!
— Оно хорошо успокаивает при потрясении.
Он говорил с ней так, как будто чувствовал ее боль.
Она давно научилась не показывать окружающим своих эмоций, бушевавших внутри. Она рано поняла, что проявление чувств делает человека уязвимым, а притворное безразличие защищает от боли, поэтому постаралась придать лицу выражение спокойного равнодушия. И теперь, когда тот самый человек, который три года назад прорвался сквозь ее хорошо отработанное безразличие, держал ее в своей власти, она не могла допустить, чтобы он заметил, как ей больно, когда люди, с которыми она жила и путешествовала, уехали, бросив ее на произвол судьбы.
Сделав еще глоток вина, она поставила бокал на стол.
— Спасибо, мне уже лучше. Я была голодна и хотела пить. Этим объясняется мое головокружение.
— Уверен, что так и есть.
Она хотела было сделать замечание за цинизм в его тоне, но он продолжил раздеваться: теперь он снял рубашку.
Вид его обнаженной кожи произвел на Викторию такое сильное впечатление, что она глаз не могла отвести. Широкие, мощные плечи, грудная клетка с отчетливым рельефом превосходно развитой мускулатуры, узкая талия, плоский живот — все это демонстрировало ярко выраженный образец атлетического телосложения.
Словно не замечая ее завороженного взгляда, Рауль бросил рубашку поверх остальных снятых предметов одежды.
Виктории следовало бы отругать его за нескромное поведение и заявить, что именно из-за этого ей нужна собственная отдельная спальня, но она сказала:
— Ну и кто же будет все это подбирать?
— Подбирать — что? — не понял он.
— Ваш галстук, ваши манжеты и воротничок. — Она указала пальцем. — Вашу рубашку!
Он впервые за все время их разговора смутился.
— Тот человек, который всегда это подбирает, наверное.
Покраснев от раздражения, Виктория вскочила.
— Если мужчины вроде вас учиняют беспорядок, уборку за ними всегда производит кто-то другой. Они к этому привыкли.
— Во-первых, мисс Кардифф, прошу не сравнивать меня с другими мужчинами, которых вы встречали в своей короткой и унылой жизни. Даже если я бросаю свои вещи на пол, то учиненный беспорядок я ликвидирую сам.
Быстрым движением, которое удивляло ее и раньше, он обнял ее за талию и крепко прижал к себе, подтверждая тем самым, что его действия не были неумышленными и что он отлично понимал, как она на них реагирует.