Сюзанна Энок - Неудержимое желание
— А что говоришь ты? — вопросом на вопрос ответила она.
— Что я не продвинулся дальше поцелуя, когда ты узнала, что я заключил пари и мне нужен твой чулок как доказательство. Тебе не понравилось, что ты стала предметом спора.
— Я говорила почти то же самое, только добавляла, что ударила тебя по лицу, когда ты попытался солгать мне.
Он кивнул, глядя на залитый лунным светом сад.
— Прошло шесть лет, Джорджиана. Есть ли у меня шанс, что ты когда-нибудь простишь меня?
— Весьма незначительный, если ты не перестанешь упоминать шансы и пари в моем присутствии, — рассердилась она. — Я просто не понимаю, Тристан, как ты можешь быть таким… бесчувственным. Ко всем. Не только ко мне.
Она посмотрела ему в глаза, темные и непроницаемые. Он выпрямился.
— Пойдем в дом. Здесь холодно.
Она судорожно сглотнула. Ей действительно было холодно в тонком вечернем платье, но сегодня что-то произошло. Впервые за шесть лет они с Тристаном не просто мирно побеседовали. Это «что-то» заставляло ее не сводить глаз с его чеканного профиля, когда он подошел ближе и подал ей руку.
Сложив перед собой руки, чтобы не поддаться искушению и не дотронуться до него, она встала и пошла к дому. Джорджиану беспокоило, что она не испытывает гнева, и она не знала, что сказать.
— А не поможет, — тихо произнес он за ее спиной, — если я еще раз попрошу прощения?
Джорджиана обернулась к нему:
— Прощения за что? За то, что заставил меня поверить, что любишь меня, или за то, что попался на лжи?
На мгновение его глаза гневно блеснули. Отлично! Теперь с ним проще, чем в то время, когда он не был таким чувствительным и внимательным.
— Я приму это как отказ, — сказал виконт, — но в ту ночь… я меньше всего желал обидеть тебя. Я не собирался делать этого и очень сожалею, что так случилось.
— Хорошее начало, — сказала она дрогнувшим голосом, поднимаясь по ступеням к двери. — Или могло быть началом, если бы я тебе поверила.
На следующий день прибыло еще одно письмо на имя Джорджианы. Тристан с отвращением понюхал его, но, видимо, тот, кто обливал письма одеколоном, потратил все флаконы на предыдущие.
Оглянувшись на дверь, он сломал восковую печать и развернул письмо. «Дорогая леди, — прочитал он, — несколько дней я обдумывал содержание этого письма. Несмотря на вашу…»
— Милорд?
Тристан подскочил от неожиданности.
— В чем дело, Докинз? — спросил он, опуская письмо на колени.
— Корзина для пикника готова, милорд, и коляска у подъезда, как вы приказали.
— Я сейчас выйду. Закрой дверь, пожалуйста.
— Да, милорд.
Взяв снова письмо, он взглянул на подпись: «Уэстбрук». Она действительно получала письма от знакомых мужчин. А он было подумал, что она пишет их сама. Раз уж он развернул письмо, следовало дочитать его до конца. «…Несмотря на вашу доброту, с которой вы приняли мои извинения за недостойное поведение в Риджентс-Парке, я считаю себя обязанным объясниться. Я давно наслышан о вашей неприязни к лорду Дэру и, боюсь, слишком поспешно бросился вам на помощь, когда случайно услышал его резкие слова, обращенные к вам».
Тристан недовольно взглянул на письмо.
— Резкие слова? Да я был очень любезен, свинья ты этакая, — проворчал он.
«Не сомневайтесь, я вмешался только потому, что питаю к вам глубочайшее уважение, и всегда буду уважать вас. Ваш покорный слуга, Джон Блэр, лорд Уэстбрук».
Значит, у Джорджианы был поклонник, которого не интересовали ее деньги. Тристан плохо знал маркиза, хотя несколько раз встречал его в клубе и в обществе.
Уэстбрук был более консервативен, чем он, в том, что касалось заключения пари, и за исключением случайных встреч их пути редко пересекались. Их политические убеждения также не совпадали. Но, кажется, у них нашелся общий интерес.
Тристан долго смотрел на письмо, затем снова сложил его. Поднявшись, он взял письмо за уголок и поднес к горящей настольной лампе. Бумага задымилась и съежилась. Когда она достаточно обгорела, он бросил ее в мусорную корзину, а сверху засыпал содержимым ближайшей к нему вазы.
Тристан мрачно улыбнулся. Что бы ни происходило, он не собирался позволить Джорджиане победить. В любви, как и на войне, все средства хороши, а между ними происходило или одно, или другое.
Тристан стоял у переднего колеса коляски, помогая Амелии Джонс сойти на землю. Он потратил почти неделю на не очень настойчивые попытки, к тому же мешали неожиданные события, связанные с Джорджианой, но ему все-таки удалось добраться до Джонс-Хауса и устроить пикник с Амелией.
— О, как здесь красиво, — проворковала Амелия, волоча желтую муслиновую юбку по высокой траве. — Вы выбрали это место специально для нас?
Он вынул корзину из экипажа, и грум отвел лошадей и коляску в сторону.
— Конечно. Я знаю, вы любите маргаритки.
Она посмотрела на цветы на краю небольшой поляны.
— Да, они очень милы, в тон моему платью, правда? — хихикнула Амелия. — Я так рада, что не нацела розовое платье, тогда не было бы такого эффекта.
— Ну я бы отвез вас в розовый сад, — ответил Тристан, расстилая на траве одеяло. — Садитесь.
Она грациозно опустилась на одеяло, так искусно уложив вокруг себя пышную юбку, что он подумал, не отрепетировала ли она это заранее.
— Надеюсь, вам понравятся жареный фазан и персики, — сказал он, вынимая из корзины бокалы и мадеру.
— Мне понравится все, что вы выбрали, Тристан.
Она соглашалась со всем, что он говорил, в чем заключалось ее приятное отличие от Джорджианы. Он мог сказать, что небо голубое, а Джорджи объяснила бы ему, что это только иллюзия, создаваемая отражением солнечного света. Да, день с Амелией определенно отличался в лучшую сторону.
— Сегодня мама позволила мне расставить все цветы, — заявила Амелия, взяв из его рук салфетку и бокал. — Она говорит, что у меня просто талант составлять букеты.
— Не сомневаюсь.
— А кто расставляет ваши цветы?
— Мои цветы? — на минуту задумался он. — Понятия не имею. Одна из горничных, полагаю, или миссис Гудвин, экономка.
Она была поражена.
— О, у вас должен быть кто-то умеющий хорошо разбираться в цветах. Это очень важно.
Тристан пригубил вино.
— Это почему же?
— Красиво расставленные цветы говорят о хорошем ведении домашнего хозяйства. Так всегда говорит мама.
— Разумно.
Теперь виконту стало понятно, почему его не интересовало, кто расставляет розы, а также почему он не раздумывая сунул их в мусорную корзину, чтобы затушить огонь. «Хорошее ведение хозяйства» и «Карроуэй» не были синонимами.
— Какой у вас основной мотив: розы, ирисы или маргаритки?
