Эмма Уайлдс - Грешная тайна
Да и разве возможно выпить достаточно, чтобы унять эту нескончаемую боль?
— Я видела их, когда они выходили из бального зала, чтобы подняться наверх, — проговорила Антония со вздохом. — И я даже не знаю… — Она снова вздохнула. — Не знаю, следовало ли мне оставаться там так долго. Наверное, не следовало. Но я ничего не могла с собой поделать. А сейчас, когда мы говорим… О, сейчас она, наверное, в его постели.
— Да, вероятно. — Лоренс, сидевший у камина, кивнул с невозмутимым видом. — Я, например, повел бы свою молодую жену именно в постель. Так что это в порядке вещей.
Окна роскошной спальни Антонии были открыты, и в воздухе все еще висела влага после недавнего дождя. Однако сейчас на небе не было ни облачка, и можно было любоваться яркой россыпью звезд, усеявших ночной небосклон.
Отвернувшись от собеседника, Антония уставилась в окно. И тут же лампа заморгала под порывом приятного ветерка, колышущего занавески.
Обстановка спальни и все, что сейчас окружало Антонию, могло бы напомнить ей о том, что она когда-то потеряв все, снова встала на ноги. Однако нынешнее ее состояние… О, наверное, это было больше, чем она могла вынести. И конечно же, она сейчас не видела ни бархатных драпировок, ни дорогой мебели в стиле барокко — совсем ничего вокруг не видела.
Ничего не видела и чувствовала только пустоту в груди.
Как ни прискорбно, но она точно знала, что юная маркиза Лонгхейвен испытывала сейчас в объятиях своего мужа. Его нежность, его искусные ласки, его неотразимая улыбка — все это доставляло ни с чем не сравнимое наслаждение. И даже раненный, Майкл наверняка делал все так, чтобы очаровать, обезоружить, ввести в заблуждение — и в результате победить.
Да, он был прекрасным стратегом и почти всегда все тщательнейшим образом продумывал. И в этих случаях он редко терпел неудачу. Что же касается женщин, то он вообще никогда не проигрывал. Женщины находили Майкла очаровательным не только из-за его внешности и богатства, но и потому, что он всегда умел воздействовать на них каким-то непостижимым образом.
В нем было что-то особенное… Нечто такое, что невозможно выразить словами, — но это «нечто» всегда чувствовалось, если, конечно, он сам этого хотел.
Да, Майкл Хепберн был настоящим мужчиной, а таких, в сущности, не так уж много.
— Она не любит его. Он почти не знает эту девочку, — внезапно выпалила Антония. — Когда церемония закончилась… Думаешь, хоть кто-то из них казался тогда счастливым? — Антония откинула голову на спинку, кресла. — Жениться не по любви — ну что это за жизнь?
— Если бы не французы, вы бы тоже вышли замуж по выбору вашего отца. Наверное — за какого-нибудь испанского дворянина. В аристократических семьях всегда так происходит. — Лоренс усмехнулся и, вытянув перед собой длинные ноги, добавил: — Гораздо легче быть простолюдином — таким, как я. Ведь никого не заботит, продолжится мой род или нет. И никто не требует, чтобы я непременно произвел на свет потомство, тех, кому можно было бы передать состояние и положение в обществе.
Антония поморщилась:
— Как грубо это у тебя прозвучало.
— Но в то же время очень точно.
Антония промолчала. Она прекрасно знала, что Лоренс в общем-то прав. И действительно, если бы не французы, то все произошло бы именно так, как он сказал. То есть ее брак был бы устроен примерно так же, как брак Майкла. О, будь он проклят, этот Лоренс! Будь проклята его правда! Все он знает и все понимает… К сожалению.
А дворецкий все с тем же невозмутимым видом продолжал:
— Миледи, вам не следовало ходить на его свадьбу. И конечно же, не надо было оставаться там, танцевать, изображать веселье, когда на самом деле вам хотелось придушить малышку Лонгхейвен. Между прочим, вы могли бы без труда это сделать с привычной ловкостью, а потом забирать маркиза себе. — Лоренс поднес к губам свой бокал и в задумчивости посмотрел на собеседницу. Сделав глоток бренди, отчетливо проговорил: — Тем не менее он сделал именно то, что собирался сделать, то есть женился на этой девчонке. Так что все кончено, Антония. Вы проиграли.
Да, все было кончено. Окончательность свершившегося не вызывала ни малейших сомнений.
Минуту-другую оба молчали. Наконец Антония, тяжело вздохнув, пробормотала:
— Я прекрасно все понимаю, потому что все видела, когда была на свадьбе.
Лоренс с усмешкой пожал плечами:
— Вот и плохо, что видели. Отправившись на свадьбу, вы сели на рану самой себе — к сожалению, и так бывает.
Антония молчала. Возможно, Лоренс прав. Возможно, ей не следовало присутствовать на этой свадьбе. Потому что сейчас, вспоминая о том, что видела там, она чувствовала, что сердце ее сжимается от боли.
Снова вздохнув, Антония сказала:
— Он казался еще более красивым, чем всегда.
— Неужели? — Лоренс изобразил удивление. — Что ж, мужчине такое трудно заметить, но я верю вам на слово. Видит Бог, вы одержимы им, моя милая. И мне думается, что только по одной простой причине… Вы одержимы им лишь потому, что не можете заполучить его.
Проигнорировав замечание собеседника, Антония с ожесточением заявила:
— Его женушка — пусть она попадет в ад, полный гогочущих демонов! — тоже была очень красива, если, конечно, тебе нравятся молоденькие девицы с нежными скучными личиками и огромными глазами. Знаешь, меня бы не удивило, если бы я узнала, что эта изнеженная малышка оставалась нецелованной до того поцелуя у алтаря.
Лоренс тихо рассмеялся:
— Почему же вы смотрели, дурочка?
Антония промолчала. Ей казалось, она вот-вот расплачется, хотя прежде никогда не плакала. Вернее — ни разу с тех пор, как пришли французы, разрушили ее дом и убили семью… А она тогда, израненная и беспомощная, осталась одна в опустошенной войной стране, где больше не было ни короля, ни правительства.
— Я видела и худшее, — ответила она наконец. — Мы с тобой оба видели, не так ли?
Лоренс явно смягчился; он прекрасно знал, что имела в виду Антония.
— Да, видели. Однако выжили и стали жить дальше. Со временем вы забудете Лонгхейвена. И вы знаете это, моя милая. Просто сейчас вам очень не по себе. И, конечно же, вы ужасно злитесь на эту малышку. Да и на Лонгхейвена отчасти.
Вскочив, Антония в вихре алого атласа и распущенных черных волос вдруг принялась стремительно расхаживать по комнате. Ей вдруг пришло в голову, что она оделась на свадьбу как шлюха, хотя вовсе не считала себя шлюхой. Действительно, почему она так вырядилась? Что на нее нашло? Неудивительно, что Джулианна Хепберн смотрела на нее со страхом. Но сейчас, вспоминая о свадьбе, она немного стыдилась себя.
