Лиз Карлайл - Красивая, как ночь
Но менее всего она имела право задавать вопрос о том, любил ли Кэм жену. Неужели горе так изменило человека, которого она когда-то любила? Хелен решительно гнала от себя эти мысли. Страдания Кэма ее не касаются, ее должны беспокоить только беды Арианы.
— Милорд, еще один вопрос, если позволите. Сколько врачей осматривали Ариану?
— Трое, — резко сказал он, сузив глаза в молчаливом предупреждении.
— Их диагноз?
— Можешь назвать любой, — рявкнул он. — Моя дочь реагирует на врачей не лучше, чем они на нее, то есть совершенно неразумно. Ты должна увидеть ее, когда она вспылит, чтобы представить, насколько она может быть несдержанной.
— Но девочка испугана! Оттого и плохо себя ведет.
— Именно это я и пытался им сказать. — Кэм одобрительно посмотрел на Хелен. — Но для них она просто своенравная, капризная, тупая или ненормальная. Их лечение сводится к кровопусканию, порке, изоляции, даже изгнанию бесов. Один изобретательный лекарь предложил все четыре средства, на всякий случай.
Хелен пришла в ужас, вспомнив, как читала ему лекцию о докторе Пинеле. Неудивительно, что Кэм вздрогнул и сменил тему. В разное время столь ужасные методы считались приемлемыми для широкого круга людей, страдающих умственными расстройствами. И ни один не был эффективным.
А в случае с Арианой любой из них мог причинить огромный вред. Она судорожно вздохнула:
— Милорд, вы же не…
— Ты чертовски права, я не согласился. Я отослал их прочь. Вместе с их пиявками и настойками опия. Их приезды доставляли только ненужные огорчения, и каждый последующий визит был тяжелее предыдущего. Бедному ребенку пришлось терпеть, когда ее один за другим осматривали, расспрашивали и уговаривали незнакомые мужчины.
Внезапно гнев его утих, оставив после себя невероятную усталость.
— Хелен, — тихо сказал он, — я просто не знаю, что делать дальше. Это разрывает мне сердце. И если это невыносимо для меня, то каково Ариане?
Словно моля ее о помощи, Кэм вытянул руки и положил их на стол ладонями вверх. Хелен пришлось изо всех сил бороться с желанием ответить на его жест. Но она проглотила слова утешения и заговорила, абсолютно неумышленно, холодным, профессиональным тоном:
— Несомненно, милорд, это крайне тяжело для Арианы. Но улучшение наступит. Мы будем терпеливы и последовательны.
Кэм откинулся на спинку кресла, словно ждал от нее другого ответа, и Хелен вдруг почувствовала, что ей нужно уйти, что неразумно оставаться так близко к нему. Она встала, озабоченно разглаживая юбку как раз в тот момент, когда пробили часы.
— Уже поздно, милорд, — тихо сказала она. — Я пойду, если я вам больше не нужна?
Глава 6,
в которой Трейхерн познает горечь любви
Кэм долго смотрел на нее, потом нечто вроде капитуляции промелькнуло в выражении его лица.
— Я… нет. Пожалуйста, останься, Хелен, — почти с отчаянием попросил он. Сейчас он напоминал человека, который не хотел оставаться один на один со своими призраками. — Я устал обсуждать мои проблемы. Лучше сядь и расскажи о себе. Мы не говорили о твоих занятиях, о том, как ты стала учительницей.
Хелен неохотно вернулась на место.
— Вы желаете проверить мои рекомендации?
Ей вдруг показалось, что в комнате мало воздуха и неуютно. На долю секунды Кэм ослабил жесткий контроль над собой, и Хелен увидела в его сильном лице признаки одиночества. Но она могла предложить ему только свои знания и навыки, чтобы заботиться о его дочери. И не более.
Кэм медленно покачал головой.
— Нет, все твои рекомендации у меня есть, — очень тихо сказал он. — Я хочу знать, где ты побывала, что делала. Расскажи мне… как ты жила, Хелен, с тех пор как мы… как ты уехала.
Она растерялась. Человека, поднявшегося до такого высокого положения, как граф Трейхерн, вряд ли могло интересовать, где она провела все эти годы. Более того, она совершенно не хотела оставаться с ним наедине. Явные страдания Кэма и привлекательные черты его лица были слишком волнующим сочетанием для женщины, которую готовили утешать тех, кому больно.
Она скользнула взглядом по его лицу и фигуре. Хотя они с братом обедали вечером одни, Кэм все еще был в сюртуке густо-черного тончайшего бархата и жилете цвета слоновой кости. Однако, несмотря на модную одежду, Кэм умудрялся выглядеть каким-то диким, даже нецивилизованным. Когда на нем была одежда из грубой шерсти и невыделанного полотна, контраст ей казался менее разительным.
Хелен отметила, что его волосы не по моде длинны и опять появилась густая борода. Щеки под высокими скулами запали, а загорелая шея резко выделялась на фоне элегантно завязанного галстука.
Тонкий, как струна, полный энергии наподобие сжатой пружины и мрачной задумчивости, граф напомнил Хелен дикого черного кота, увиденного ею однажды на баварской ярмарке: огромное, беспокойное создание, для которого пребывание в клетке противоречило всей его природе, страдающее от чего-то такого, что трудно было определить.
Но тут она вспомнила, что ее новый хозяин задал вполне разумный вопрос. Хелен опять разгладила вспотевшими ладонями юбку и заставила себя улыбнуться.
— С чего же начать? — спросила она, стараясь говорить как можно более непринужденно. — Думаю, вам известно, что я училась в Швейцарии, в довольно престижной школе для девочек.
— Да, я в конце концов сумел это узнать, — перебил Кэм, разрушая ее показное спокойствие.
Что за глупости она говорит! Разумеется, он знает это. Но ей не известно, как он отреагировал на то, что ее отослали прочь. Согласился с этим? Испытал облегчение? Скучал по ней?
Сейчас это вряд ли имело значение, поскольку они жили в совершенно разных мирах.
— Конечно, было очень познавательно, — сказала она с напускной веселостью. — У меня были превосходные учителя, вполне способные обеспечить выход моей природной любознательности и энергии.
— Правда? — безучастным тоном спросил Кэм. — Ты, похоже, была очень довольна.
— Мое образование дало мне возможность избежать того образа жизни, для которого я не подходила, милорд, — ответила Хелен, пытаясь скрыть нотки горечи, прорывавшиеся в ее голосе. — Кроме того, оно помогло мне понять, что у меня есть цель в жизни.
— И что это за цель, Хелен? — цинично перебил Кэм. — Быть гувернанткой чужих детей?
— Думаю, вы понимаете, что все гораздо серьезнее, — парировала она, приподнимая брови. — Я помогаю детям, которые нездоровы, и получаю огромное удовлетворение, возвращая им радость.
— А как же твоя жизнь? — резко спросил он. — Ты сама-то познала радость? Или же только удовлетворение, о котором говоришь?
