Елизавета Дворецкая - Дочери Волхова
– Домой, домой живее! – Велем, первый увидевший Дивляну, замахал рукой. Сам он уже был в кольчуге и шлеме, с щитом на плече и топором в руке. – Сиди и не высовывайся! – успел он только приказать и тут же умчался вслед за отцом и Доброней.
– Что это? – крикнула Дивляна, перед домом наткнувшись на мать.
– А поди знай! – Милорада всплеснула руками. – Идет с моря кто-то. То ли Игволод, будь он неладен, да вроде рано ему еще! До Купалы почти седмица, его дней через десять только отец ждал.
– Раньше надумал?
– Ой, сил моих больше нет. – Милорада, войдя в дом, села на ближний конец лавки и уронила руки на колени. – Кто ни есть, пропади он пропадом!
Она уже устала бояться и переживать. Но и Дивляна, как ни странно, тоже не чувствовала страха. Поглядев на мать и заметив, что та на нее не обращает особого внимания, Дивляна снова вышла из дома и потихонечку направилась к берегу. Мужчины уже толпились возле мыса и устья Ладожки – оттуда долетал громкий крик, почти как в прошлый раз. Женщины и челядь, оставшиеся в Ладоге, смотрели изо всех дверей, и многие по примеру Дивляны скорее любопытствовали, чем боялись. Впереди мелькнула мощная фигура Снежицы – все в той же промокшей рубашке и с тем же цветочным жгутом вместо пояса. Она толкалась в задних рядах мужчин, и многие косились на ее пышную грудь, хорошо видную сквозь влажную ткань, – как ни мало уместно и своевременно было это любопытство сейчас. Приободрившись, Дивляна пошла дальше.
Крик впереди усилился. На Волхове показались корабли – варяжские морские суда, числом не меньше трех… Но тут же возбужденный гомон сменился удивленными возгласами. Это были не дреки Игволода, уже знакомые ладожанам. На мачте каждого висел круглый белый щит, а носовые фигуры – резные головы змеев или зверей – были сняты, что означало уважение к местным духам и мирные намерения.
А между тем вид у кораблей был далеко не мирный: их заполняли вооруженные люди, везде теснились шлемы, красные щиты, жала копий. Только на том корабле, что приближался первым, людей насчитывалось около сотни, а следом шли еще два таких же.
Ополчение Ладоги, приготовившись к отражению приступа, немного растерялось, не зная, чего ждать. Ладожане и все те, кого удалось собрать на подмогу, вместе составляли едва ли две сотни. И тут Домагость, стоявший впереди войска, увидел на носу ближайшего корабля знакомое лицо.
– Домагость! Воевода! Погоди копья метать, это я, Вольга! – раздался снизу молодой голос. Кто-то, тоже в рыжей кожаной рубахе, с мечом, но без шлема махал ему рукой, и речной ветер раздувал русые пряди.
– И впрямь Вольга! – изумился Домагость.
– Точно, Судилин сын! – подтвердил стоявший рядом Святобор. – Откуда взялся, эй?
– Как обещано, с подмогой еду! – кричал Вольга. – Отведи людей от берега, Домагость, дай варяжскому князю сойти! Он не тронет!
Домагость и Святобор отдавали распоряжения, чтобы освободить прибрежную полосу, но люди в задних рядах плохо слышали и плохо понимали, поднялась суета. А Дивляна, каким-то чудом расслышав имя Вольги, и не подумала отойти подальше, чтобы не затоптали, а напротив, кинулась вперед. На самом гребне берега народу было меньше – здесь располагались только лучники, в чьи задачи входило перебить как можно больше врагов еще до высадки, поэтому она без большого труда пробралась к самому обрыву.
И увидела Вольгу! Конечно, она сразу узнала его, несмотря на то что в шлеме он выглядел непривычно широким и каким-то слишком взрослым, будто не молодой парень, а зрелый муж. Но это был он, словно мечты ее ожили! Он вернулся, причем чуть раньше, чем ждали! Даже не думая, кто все эти варяги и что означает их появление, Дивляна издала такой восторженный вопль, что ее услышала половина Ладоги. Многие обернулись к ней, но и Вольга обернулся – увидел ее, просиял, помахал рукой и еще больше заторопился на берег. Все в той же влажной рубашке, подпоясанная цветущими травами, с цветами в косе, Дивляна, стоя на высоком берегу, напоминала родную дочь Волхова, которая вышла встречать заморских гостей.
Наконец народ отхлынул от берега, варяжские корабли смогли подойти, люди стали высаживаться. К тому времени Дивляна уже протолкалась поближе. Когда Вольга спрыгнул с борта, она побежала ему навстречу; заметив светлую девичью фигурку в толпе вооруженных мужиков, он тут же шагнул вперед, распахнув объятия. Он тоже мечтал об этой встрече все время поездки, и действительность оправдала самые лучшие ожидания. Едва одетая и растрепанная, с сияющими глазами, румяная и трепещущая Дивляна казалась ему прекраснее всех на свете, и никакие восточные шелка не могли бы украсить ее больше, чем эта льняная сорочка с мокрым подолом.
Пробившись к воде, Дивляна с визгом кинулась ему на шею, и Вольга обнял ее, оторвал от земли, и все вокруг заулыбались, только Домагость, сдвинув брови, хмыкнул и пошел вперед. Но Дивляна даже не думала, что на нее смотрит отец, вся Ладога и неведомые гости. Все в ней кипело и бурлило от счастья, она восторженно целовала Вольгу и даже окрика отца не услышала – никого другого для нее сейчас не существовало.
Наконец Вольга сам ее отпустил, заметив перед собой нахмурившегося Домагостя. Обернувшись, Дивляна ойкнула, потом сообразила, в каком виде стоит среди людей, и покраснела.
– Домой ступай! – сурово велел отец. – Да матери скажи, пусть на стол накрывает. Гость у нас знатный будет…
Эти слова Дивляна едва расслышала, но бегом пустилась к дому. Весь берег, полный людей, шумно бурлил, вокруг не умолкал громкий двуязычный говор, но она ничего не видела и не слышала, кроме своего счастья, которое несло ее, будто крылья. На пальцах обнаружились две ссадины – ободрала о какую-то Вольгину пряжку и не заметила как, но сейчас и это было ей приятно как доказательство того, что эта встреча ей не приснилась, что Вольга действительно вернулся!
Когда Домагость со старейшинами и приезжими явился на гостиный двор, Милорада встречала их вместе с Дивляной, уже прибранной и одетой как полагается: в чистую сорочку и шушку, с ожерельями из стеклянных «глазков» и старых шелягов в качестве привесок, с девичьей тканкой на опрятно причесанной голове. Она понимала, что сейчас Вольга не может к ней подойти – разве что подмигнуть тайком, – но упивалась счастьем от одного его присутствия и едва могла сдерживаться при чужих людях, чтобы хранить хотя бы подобие приличествующих случаю спокойствия и скромности. Дела, при всей их важности, едва задевали ее сознание. Вольга вернулся, он веселый, значит, все будет хорошо – что ей еще надо?
И от переполнявшего ее счастья Дивляна была так хороша, что многие гости тоже забывали о делах, глядя на стройную девушку в самой поре, с золотисто-рыжими волосами, румяную, с сияющими, как звезды, серо-голубыми глазами. Даже сам «варяжский князь» окинул ее любопытным взглядом и многозначительно двинул бровями: и впрямь хороша!
