Сквозь шторм - Беверли Дженкинс
Сэйбл обдумала это.
— Смогла бы, но только после того, как я закончу свой рабочий день здесь.
— Я уверен, что это их вполне устроит.
— Тогда ладно. Просто скажите им встретиться со мной здесь в конце дня, и я сделаю все, что смогу.
Саломея сказала:
— Но вам не стоит делать это бесплатно, Сэйбл. Вам понадобится каждый пенни, который вы сможете заработать для своего будущего.
Сэйбл от всего сердца согласилась. Она решила, что плата будет составлять два пенни за написание письма и один — за чтение. И Эйвери, и Саломея сочли, что эти расценки справедливы, и пообещали распространить информацию.
К концу недели умение Сэйбл писать и читать стало приносить ей почти такую же прибыль, как и работа в прачечной. Поступало так много заявок, что Бриджит и миссис Риз тоже присоединились к работе. Однажды вечером просьба солдата отправить письмо его сыну, оставшемуся без матери, домой, в Огайо, заставила Сэйбл вспомнить о Патрике, когда она лежала ночью на своей койке. Она была так занята стиркой и составлением писем, что у нее не было возможности поинтересоваться, все ли еще он и его дядя в лагере. Дядя Патрика, Бенджамин, похоже, искренне беспокоился о маленьком мальчике, и она была уверена, что о Патрике будут хорошо заботиться.
Она всегда питала слабость к детям. Если бы времена и мир были другими, она, возможно, сейчас была бы замужем и имела бы детей, но сейчас рабство отняло у нее эту надежду. Хотя сейчас она была свободна, в ноябре ей исполнится тридцать лет. По общему мнению, это делало ее слишком старой для брака с уважаемым мужчиной и для рождения детей. В глубине души она считала себя более чем способной любить мужа и произвести на свет детей, но она знала, насколько сильными могут быть социальные ограничения.
Она стряхнула с себя меланхолию и попыталась уснуть, но храп соседей по палатке не давал ей уснуть. Через несколько недель она, возможно, накопит достаточно денег, чтобы купить собственную палатку, но до тех пор ей придется жить в общей. В конце концов, она надеялась покинуть лагерь и отправиться на север или на юг, или куда-нибудь еще, куда поведут ее Старые Королевы. Наверняка, теперь, когда рабство было в предсмертной агонии, у такой женщины, как она, появятся возможности преподавать, быть гувернанткой или вести бизнес, как у свободных чернокожих, которых она встретила здесь. Она даже станет прачкой, если придется, но ей нужно было выбраться из лагеря.
Ее ближайшая цель состояла в том, чтобы стирать столько белья, сколько она могла физически постирать, а затем, когда ее рабочий день заканчивался, писать и читать десятки писем для таких же беглецов, как она. Казалось, Эйвери рассказал всему лагерю о ее услугах. Как и в последний год своей работы рабыней у Фонтейнов, она каждую ночь ложилась спать измученной, но по мере того, как накапливались монеты, она радовалась своей работе — до тех пор, пока утром, проснувшись, не обнаружила, что ее соседки по палатке исчезли, а ее небольшие сбережения пропали. Не нужно было быть ученым, чтобы сложить два и два. Миссис Риз пришла в ярость, узнав, что наняла воров, но ее гнев не мог вернуть деньги Сэйбл.
Миссис Риз настояла, чтобы Сэйбл сообщила о краже, и на следующее утро она встала в очередь за другими контрабандистами у большого белого особняка. Она не видела майора несколько недель после отъезда Патрика и обнаружила, что незаметно оглядывает помещение в поисках его красивого лица. Она видела много солдат, как черных, так и белых, но не Рэймонда Левека.
Перед ней в очереди стояла большая группа из примерно двадцати женщин и детей. Солдат, стоявший рядом с ними, объяснил солдату, проводившему оформление, что армия Союза наняла мужей этих женщин. Их командир хотел, чтобы семьи оставались в лагере, пока их мужья сражались с повстанцами.
Судя по слухам, которые Сэйбл слышала в первые дни работы в прачечной, такая помощь оказывалась не всегда. Когда в 1863 году из Вашингтона поступил призыв к чернокожим мужчинам вступить в борьбу, многие командиры союзных войск были безразличны к судьбе оставшихся членов семей. Ходили рассказы о том, как командиры силой прогоняли женщин и детей, чтобы они не следовали за своими мужьями. Когда мужья начали дезертировать, чтобы проверить благополучие своих близких дома, армия переосмыслила ситуацию и изменила политику. Союзу нужны были чернокожие солдаты, чтобы сражаться, а они не могли сражаться, если беспокоились о своих родственниках.
Когда настала очередь Сэйбл подойти к столу, ее глаза расширились от удивления при виде своего брата Райна, который сидел за одним из столов и составлял отчеты. На нем была накрахмаленная униформа Союза, и когда он поднял взгляд и увидел ее, его зеленые глаза на мгновение тоже расширились. Он незаметно почесал свою щеку цвета слоновой кости — старый знак, который говорил Сэйбл, что нужно обращаться с ним, как с незнакомцем, несмотря на то, что ей было сложно сдержать свою радость. Она не видела его почти два года, но он был здесь, живой! Он записал всю информацию, которую она могла предоставить о краже, и ее описание женщин, Сьюки и Пейдж.
Затем он спросил:
— Вы будете в прачечной сегодня вечером, на случай, если мне понадобится дополнительная информация?
Сэйбл посмотрела в его такие знакомые глаза и ответила:
— Да.
Хотя предполагалось, что они не были знакомы, Сэйбл очень хотела остаться и поговорить. Она хотела спросить его, как он сюда попал и где он был, и рассказать ему обо всем, что произошло с ней с тех пор, как он ушел на войну, но, подняв глаза, увидела, что за спиной Райна стоит Рэймонд Левек. Его темные и бездонные глаза встретились с ее глазами, и на мгновение все, казалось, замерло. Не зная, что еще сделать, она кивнула, и он почти незаметно склонил голову в ответ. Когда он подошел к столу и встал за спиной Райна, она поняла, что лучше приберечь свои вопросы для брата, пока они не останутся наедине.
Левек наклонился через плечо Райна и прочитал написанный им отчет. Он поднял глаза.
— Рад снова видеть вас, мисс Фонтейн. Вас ограбили?
— Да.
Она почувствовала любопытство Райна, когда он посмотрел на них обоих. Майор хотел, чтобы она рассказала историю о краже ещё раз, что она и сделала.
Затем
