Елизавета Дворецкая - Сокровище Харальда
Воеводы Ярослава, тоже в лучших одеждах, многие с широкими золотыми гривнами, с длинными бородами; кмети младшей дружины, украсившие себя добычей из разных сторон света — шествие заняло собой всю улицу, и его передние ряды уже приблизились к церковным воротам, когда последние только тронулись с княжьего двора.
Перед собором их должен был встретить герцог Фридрих со своей свитой. В устье улицы уже слышался шум, над тынами вились тонкие пестрые флажки, закрепленные на поднятых копьях, и киевляне, оседлав свои тыны и забравшись на крыши, радостно вопили, приветствуя знатного гостя… как вдруг с другой стороны послышался не менее значительный шум.
Елисава обернулась. От варяжских торговых дворов валила толпа, народ с криком бежал к площади, словно какая-то могучая сила выпирала его с улицы. Кмети, оберегавшие княжеское семейство от образовавшейся давки, встретили народ сомкнутым строем щитов.
— Пройдите, пройдите! Ступай сюда, княгиня! — Тысяцкий Бранемир Ведиславич, деловито раздвигая нарядную толпу, пробирался к паперти и призывно махал руками княгине Ингигерде. — Идите сюда, Ярославны! Сюда, а не то затолкают!
Кмети проводили женщин к ступенькам, а Елисава все оглядывалась. Молодая княгиня Гертруда-Елена, жена Изяслава, оробев, схватила ее за руку, словно надеялась вместе с ней спастись в этом водовороте, а Елисава даже не слышала, что там бормочет ей перепуганная невестка. Все громче раздавался топот множества копыт по деревянной мостовой. Звучали трубы, и она уже видела над толпой стяг с изображением ворона — он мог принадлежать только одному человеку. Это Опустошитель Страны, знаменитый стяг Харальда! Она поняла все даже раньше, чем увидела его. На соборную площадь выехала варяжская дружина, а впереди был рослый всадник на белом коне. На голове всадника блестел золоченый шлем, на плечах развевался ярко-алый плащ, а на поясе висел длинный меч в позолоченных ножнах. В этих цветах, гордый, яркий, он так был похож на Ярилу, на святого Георгия, которого чествовали в эти дни, что у Елисавы оборвалось сердце. Не ошиблась ли она тогда в роще? Не приняла ли за смертного человека одного из небесных жителей, древнего бога или святого, который слишком хорош, чтобы быть всего-навсего Харальдом?
Но княжна тут же опомнилась. Что это нашло на нее? Конечно, это Харальд. Наконец-то она дождалась его! Теперь, когда она видела, с каким блеском, в окружении многочисленной, пышно разодетой дружины Харальд выезжает на площадь, ей стало ясно, почему он так медлил показаться им на глаза. Не потому, что не находил времени для княжеской семьи, а потому, что хотел обставить свое появление должным образом. И ему это удалось! Никто сейчас не смотрел туда, откуда ехал к собору герцог Фридрих, никто не смотрел на его коней и причудливо наряженных спутников. Все смотрели только на Харальда и дивились его неожиданному появлению. Он смело мог бы утверждать, что явился прямо с неба!
Теперь и Елисава так разволновалась, что ее рука задрожала в руке княгини Гертруды. Сердце ее одновременно падало в бездну и возносилось к небесам. Под блестящим золоченым шлемом она узнала то самое лицо, которое все эти дни стояло у нее перед глазами. Харальд пока еще не видел ее. Он вообще не обращал внимания на женщин, сбившихся в пеструю раззолоченную толпу на паперти, а смотрел на князя Ярослава.
Князь ждал его, стоя перед собором и стараясь держать в поле зрения обе улицы. Он оказался в не очень удобном положении: с разных сторон к нему приближались два знатных и могущественных гостя и обоих он был обязан приветствовать должным образом. Герцог Фридрих мог бы потребовать внимания на том основании, что именно его-то князь Ярослав ждал, поскольку пригласил послушать церковную службу. Но внезапное появление Харальда, которого не звали, потому что он не соизволил объявить о своем приезде, нарушило весь ход торжества.
Перед церковным двором две процессии столкнулись передними рядами, смешались и частично слились; с паперти Елисава видела, как площадь вскипела, превратившись в море человеческих и конских голов. Стоял сплошной шум, и трудно было расслышать что-то определенное. Князь Ярослав следил за двумя всадниками на белых конях; герцог Фридрих уже готов был спешиться, но в последнее мгновение Харальд грудью своего коня оттеснил его в сторону и проехал первым. Немец вспыхнул и даже положил руку на рукоять меча, но Харальд совершенно спокойно подставил ему спину, соскочил с коня, бросил поводья кому-то из своих людей и, встав прямо перед князем Ярославом, почтительно поклонился ему. Когда он снял шлем, его длинные золотистые волосы густыми прядями рассыпались по плечам. Кланяясь, он сохранял нерушимое величие и благодаря своему огромному росту и мощному сложению выглядел истинным королем, отмеченным Богом, даже рядом с киевским князем и его пышной свитой.
— Приветствую тебя, князь Ярослав Владимирович! — отчетливо произнес Харальд по-славянски, и от звука этого низкого голоса Елисаву вновь пробрала дрожь. То, что он заговорил на славянском языке, который должен был совсем позабыть за одиннадцать лет на чужбине, перевернуло ее душу: прославленный викинг словно бы хотел подчеркнуть, как дорого ему все то, что он когда-то здесь оставил и к чему наконец вернулся. Но продолжил он на северном языке: — Пусть благословит Бог, который все создал и всем правит, тебя, твой дом, твой род и дружину, и Киев-град, и всю Русскую землю! Я, Харальд сын Асты, из рода Харальда Прекрасноволосого, приветствую тебя! Я долго здесь не был, но ты, наверное, не позабыл меня. Не сомневаюсь, что найду здесь в благополучии все то, что когда-то оставил!
— Приветствую тебя, Харальд сын Асты! — Ярослав благосклонно кивнул, хотя в последних словах гостя не мог не усмотреть намека на растраченные сокровища. — И впрямь, давно тебя не было на Русской земле. Надеюсь, ты нашел в чужих краях то счастье, которое искал! Мы слышали, что от греков ты видел много чести и раздобыл немалые богатства.
— Самое большое мое богатство, надеюсь, ждет меня здесь! — ответил Харальд, и, услышав эти слова, Елисава затрепетала. — Моя невеста, твоя дочь, я надеюсь, здорова? Могу я увидеть ее и поднести ей мои подарки?
Елисава, стоявшая на паперти, смотрела ему в лицо, в эти светло-голубые глаза под рыжеватыми бровями, и ее душа наполнялась дивным чувством — восторгом и блаженством. Она словно бы воспаряла над собственным телом, и все происходящее казалось прекраснее, чем самые ее пылкие мечты. Этот Фрейр, этот Ярила, этот святой Георгий приехал сюда ради нее! Она не удивилась бы, если бы он прямо сейчас взял ее с паперти, посадил на своего белого коня с золоченой уздой и по радужному мосту увез прямо в рай.
